– Довольно, – вдруг коротко приказал Нерон. И смех будто смыло. Наступила тишина. Нерон сумрачно глядел на Сенеку. – Вот видишь, учитель, как осторожно надо выражаться. Ты сказал: “Они давно спят”. И боги подстерегли твои слова – и получился каламбур. Как грустно... Где этот Тигеллин? – Тигеллин приближается, Цезарь. – Вот придет Тигеллин... Ну что же делать?! Кто из оставшихся в живых римлян сможет достойно беседовать с Сенекой? Амур опустил глаза долу, пораженный грандиозностью вопроса. В тишине трещали факелы. И тогда Нерон объявил: – Я уверен, только один – сам Сенека! – И, не спуская глаз с Сенеки, Нерон приказал: – Немедленно послать за философом Сенекой. Сенека был невозмутим. – Будет исполнено, Цезарь, я пошлю трибуна Флавия Сильвана за философом Сенекой. И Амур вприпрыжку исчез в темноте... – Какая страшная ночь! Как много крови... – бормотал Нерон. И добавил благодушно: – Но мы прервались. Как прекрасно ты говорил о презрении к смерти. Продолжай, учитель. – С удовольствием. Вспомни, как ты родился... как вытолкало тебя из утробы в мир величайшее усилие матери... – Мама... Бедная мама... – зашептал Нерон, приникая к груди Сенеки. – Ты закричал от прикосновения жестких рук, почуяв страх перед неведомым. Почему же потом, – продолжал Сенека, – когда мы готовимся предстать перед другим неведомым и покидаем теплую утробу мира, почему мы так боимся? – Сладостна... сладостна твоя речь. – Нерон стонал от восторга. – Девять месяцев приготовляет нас утроба матери для жизни в этом мире. Почему же мы не понимаем, что весь срок нашей жизни от младенчества до старости мы тоже зреем для какого-то нового рождения? Амур с факелом выскочил на арену. – Сенека! Спешит к нам! Его шаги! – закричал Нерон. – Сенека... – начал Амур и умолк. Сенатор заржал. – Как?.. И Сенека?! – воскликнул Нерон. Амур печально молчал. – Ну, знаешь!.. Это даже не смешно! – Трибун с гвардейцами подошли к дому Сенеки, – докладывал Амур. – И тогда философ собрал всех своих учеников... Потом Сенека погрузился в ванну. И в ванне сам перерезал себе вены. Истекая кровью и беседуя с учениками, философ Сенека испустил дух. – Величавый конец, достойный Сенеки, который никогда не страшился смерти! – торжественно сказал Нерон. – Сейчас я рассказал об этом в толпе у цирка. Теперь о смерти Сенеки говорит весь Рим, – закончил Амур. – Как все призрачно, учитель. Этот мир – череда метаморфоз, не более. Где мальчик Спор, а где юная девица? Где сенатор, а где конь?.. Вот ты стоишь здесь живой, а о твоей смерти уже болтает весь город. – Нерон был ужасен. Страдание изуродовало его лицо, и в глазах его были слезы... настоящие слезы. – Потому что совершилась моя последняя метаморфоза. Пока ты беседовал здесь живой – я превратил тебя в мертвеца, учитель! – Это и была твоя плата? За этим меня позвал в Рим Великий цезарь? – по-прежнему невозмутимо спросил Сенека. – Короче, как ты умер для истории, мы выяснили. Теперь остается решить, как ты умрешь на самом деле. Стоп!.. Прости! Есть еще один вопрос: за что ты умрешь? За какую вину? – И Нерон расхохотался. – Да что ж это мы все о смерти да о смерти! Поговорим-ка лучше о чем-нибудь веселом. Ну хотя бы о завтрашнем дне. Представляешь, утром весь Рим будет обсуждать смерть Латерана, Пизона, Лукана. Ну и, конечно, твою смерть... – Как их будут жалеть! – вздохнул Амур. – Нет, больше будут радоваться. Что сами живы, – усмехнулся Нерон. – Так уж устроены смертные. Ну а к полудню про вас забудут. Потому что начнутся Великие Неронии. Интересовать будет только бег колесниц! Нерон ударил бичом. И с гиканьем и хохотом Амур погнал по арене сенатора – запрягать его в золотую колесницу. – После бега колесниц я задумал великие битвы животных. – И Нерон опять ударил бичом. И в мрачном здании на краю арены распахнулись все двери. И в свете факелов в огромных клетках яростно забегали голодные звери. И в ответ на крики зверей из подземелья понеслись вопли людей... – Слон сразится с носорогом... – перекрикивал Нерон вакханалию звуков, – лев – с тигром... Рев толпы в подземелье все нарастал. – Да! Да! – в восторге кричал Нерон. – И тогда на арену выйдут они, наши миляги, убойные люди! Речь! Цицерон! Запряженный в колесницу сенатор патетически начал речь: – О зрелище битвы на арене! Глядите: вот побежденный гладиатор сам подставляет горло победившему врагу. Вот он выхватывает меч, дрогнувший в руке победителя, чтобы бестрепетно вонзить его в себя. Презрение к смерти и жажда жизни – вот что такое гладиаторский бой! И сенатор заржал.
Читать дальше
