.. сладкоречивым консулом Латераном... Ну и, естественно, за Луканом, нашим величайшим римским поэтом Луканом. Ах, любимец Рима... – Душка Лукан, – в восторге щебетал Амур. – Не следует их тревожить, – прервал Сенека. – Эти почтенные и немолодые люди давно спят. Нерон залился добрым смехом: – Как ты сказал: давно спят? Опять удачная фраза! Что ты, Сенека, какой сегодня сон? Ты же сам видел – толпа... грохот повозок... Где уж тут заснуть! Любимые сограждане с вечера толкутся у цирка. Чтобы первыми с утра занять лучшие даровые места. Они так орут, что я трижды посылал когорту разгонять эту сволочь... прости, великий римский народ. Сколько их завтра здесь соберется! Знаешь, Сенека, говорят, цезарь Кай, когда дикие звери пожрали на арене всех убойных людей и все равно не могли насытиться, приказал бросить на арену наших замечательных сограждан. Их выдергивали прямо из рядов... Прости, тебе неприятно... Но ты не беспокойся, у нас завтра этой проблемы не будет, – он указал на подземелье, – мяса хватит на всех!.. Что ты стоишь? – грозно обратился Нерон к Амуру. – Друзья Сенеки будут просто счастливы обменять эту бессонную ночь на беседу с мудрейшим из римлян. Зови их, и побыстрее, ягодка моя. И Амур, перевернувшись колесом, исчез в темноте главного входа. – Да, значит, зачем я позвал тебя в Рим? – добродушно спохватился Нерон. – Просить вернуться. Мне так одиноко. Я устал от Тигеллина. От проклятого кровожадного Тигеллина. Ну почему ты не хочешь жить с нами в Риме? – Прости, Великий цезарь, но для меня здесь нет покоя. На рассвете меня будит противный крик менял. Чуть сомкнешь глаза – начинает бить кузнечный молот. А воздух? Чем мы тут дышим? Дымом кухонь! А Тибр? Там же плавает невесть что! И теперь, когда я живу на природе среди незамутненных ручьев... И тут Сенека столкнулся глазами с сенатором, уныло поедавшим овес из лохани. И красноречие его иссякло. – Отвечу! – закричал Нерон. – Да, загрязняем реки, да, портим природу, да, шумим! Но зато, учитель, мы живем с тобой в просвещеннейший из веков. Если бы наши деды увидели, к примеру, стекла наших домов, через которые проходит свет... Он поволок Сенеку к центру арены, туда, где решетка покрывала застекленное отверстие. Сквозь решетку был виден страшный пир – яростное непотребное веселье. – Грандиозно, – шептал Нерон. – А деды-то прозябали во тьме! Или это последнее наше изобретение – трубы, вделанные в стены, по которым само идет тепло, так что в доме можно зимой жить как летом... А изобретение стенографии? Так что руки теперь поспевают за проворством языка!.. На арену торжественно вышел Амур. – Сенатор Пизон... – начал Амур... и замолчал. – Слышу его шаги! – радостно закричал Нерон. – Пизон уже спешит прервать мои докучные речи! Почему ты молчишь, любимая? Но Амур только скорбно опустил голову. И сенатор, пряча глаза... заржал. – Заржала лошадь – плохое предзнаменование, – запричитал Нерон. – И хотя Сенека учил меня не верить предзнаменованиям, я трепещу. – Мы послали за сенатором Пизоном трибуна Флавия Сильвана с гвардейцами... – начал Амур. – Ну! Ну! – в ужасе торопил Нерон. – Трибун подошел к его дому. Постучал... Но сенатор Пизон, услышав этот стук, немедля позвал своего хирурга – и вскрыл себе вены. – Как?! Почему?! – всплеснул руками Нерон. – Неизвестно, Цезарь. Сенатор Пизон оставил завещание, где все имущество завещал тебе, Великий цезарь. – Какая неожиданная смерть! Пизон! Великий богач! Великий мудрец!.. Осиротели! Сенека бесстрастно слушал его вопли. – Нет, я разделяю твое горе, учитель: один друг превратился в лошадь, другой зарезался! – Но осталось еще двое в этом союзе мудрецов, – робко подал голос Амур. – Немедля послать за ними трибуна Флавия Сильвана с гвардейцами! И разбудить Тигеллина! Где Тигеллин?! Где начальник тайной полиции?! В городе режутся сенаторы. – За Тигеллином будет послано, Цезарь, – сказал Амур. – Тигеллин расследует... – забормотал Нерон. – Вот придет Тигеллин... – И тут Нерон остановился и добавил добродушно: – Да, зачем я позвал тебя в Рим?.. Ну естественно, чтобы узнать: не нуждается ли в чем мой старый учитель? – Ты осыпал меня такими милостями, – спокойно отвечал Сенека, – что моему счастью не хватает только одного – меры. С тех пор как я удалился от дел, я живу в пожалованных тобою поместьях. – Да, да, – бормотал Нерон. – И хотя дух мой, – продолжал Сенека, – всегда удовольствовался немногим, но поместья мои благодаря твоей милости... – Да, да, бескрайни... И, говорят, приносят огромные доходы? – продолжал бормотать Нерон.
Читать дальше
