Валентин - Richard Dlinnyie Ruki - korol'-

Она ничего не поняла, беспомощно хлопала длинными ресницами.

– Ваше Высочество?

Я погладил ее по щеке.

– Иди-иди. На вот тебе за старание. Как-нибудь в другой раз, хорошо?

Она непонимающе посмотрела на золотую монету, наверняка впервые видит, я вложил ей в ладонь и сам загнул ей пальцы в крохотный розовый кулачок.

– Все, беги! А то не выспишься.

Она все еще не двигалась, пока я не развернул ее к себе спиной и не шлепнул по заднице, тугой и вызывающе приподнятой. Даже не проводив ее взглядом, я открыл дверь и ввалился в комнату.

Бобик приподнял голову, в сонных глазах неодобрение. Я выставил ладони в успокаивающем жесте, и он снова уронил тяжелую голову на пол.

Я рухнул на постель, в голове сумятица, все больше растет подозрение, что не сам решил ни с того ни с сего отправиться в склеп, а это мертвая или недомертвая колдунья сумела послать зов такой же нечисти, как и она сама, но откликнулся почему-то я.

То ли потому, что ближе, то ли я чем-то понятнее, то ли еще что-то вовсе неизвестное…

– Бред, – сказал я сам себе, – воображение у меня что надо. И что не надо тоже…

Утром слуги, посланные помочь мне одеться, изумились, застав меня уже в полной экипировке и борющимся на полу с Бобиком.

– Ваше Высочество…

– Что, – спросил я, – завтрак?

– Да, – ответили они хором, – если вы изволите, сейчас за вами зайдут…

– Пусть заходят, – разрешил я. – Бить не буду.

Они торопливо удалились, это бить не буду тех, кто придет звать на завтрак, а их могу еще как за опоздание.

Едва дверь за ними захлопнулась, почти сразу же явился управитель, торопливо поклонился.

– Ваше Высочество… с вами все в порядке?

Я спросил настороженно:

– А что во мне как бы не так?

– Да все так, – заверил он быстро, – просто слуги сообщили, в склепе был шум, завывания, словно сотни демонов пытались оттуда вырваться на волю… а еще сказали, что, как только вы оттуда вышли, все смолкло и совсем затихло.

– Никаких голосов не слышал, – ответил я твердо.

Он спросил шепотом:

– Но в склепе… были?

– А что, – спросил я в ответ, – запрещено? Да, был. Не привлекался, но участвовал. Я такой, интересующийся. Видел графиню. Интересная женщина. Как говорите, ее зовут? Карелла?

– Графиня Карелла, – прошептал он, – урожденная фон Кенигсегг-Аулендорф…

– Своеобразная, – заметил я, – и даже своеобычная женщина. Не часто таких встретишь. Во всяком случае, даже не каждый день.

Он замер, глаза его задергались в орбитах, обшаривая взглядом мое гордое и красивое лицо.

– Но как же… она что…

– Оживала, – сообщил я скромно, – не совсем так уж, но все же, хотя и не как женщина… ну, вы понимаете, а больше как человек вообще, в целом, обобщенно, если можно так сказать, хотя, как мне кажется, сказать можно все, чем мы и пользуемся во всю ширь и размах необъятной человеческой души.

Он несколько обалдел, я даже сам не успел понять, что я завернул так красиво, он спросил жалко:

– В смысле… в самом деле оживала?

– И даже вылезала, – гордо сказал я. – Хотя, точнее, нечто такое ее вылезало саму, а она как бы просто не противилась, а разрешала. Видимо, это служебная магия, как если бы вам слуги придвинули кресло…

– А… потом?

– Похоже, – проговорил я скромно, – я ее заинтересовал.

Он охнул, прижал ладонь ко рту, глаза выпучились.

– Ваше Высочество?

– Обратила на меня внимание, – пояснил я. – Знаете ли, я тоже заметил, в самом деле знатная дама и обучена была весьма… Такие манеры! Хотя и несколько устаревшие, но это так мило, так волнительно…

Он побледнел.

– Надеюсь, вы шутите?

Я изумился.

– Почему?

– Но ведь, – проговорил он, едва шевеля посиневшими губами, – это же кошмар! Это гибель!

Я подумал, пожал плечами.

– Возможно, в будущем. Пока что показалась весьма женственной, что значит больной и слабой.

Он прошептал:

– Господи… Но как только войдет в силу… А слабая потому, что проснулась раньше времени? Как вы это сделали?

Я ответил скромно:

– Надеюсь, моей жене не расскажете?.. Хотя это неважно, вы ведь тоже, как полагаю, мужчина… В общем, вылезла из гроба… нет, это вульгарное слово, она поднялась, даже нет, возделась весьма красиво и величественно, у нее каждый жест исполнен достоинства, величия и силы! Это весьма, я бы сказал, в ней чувствуется кровь древних правителей.

Он, уже бледный и с посиневшими губами, проговорил жалко:

– Ах, Ваше Высочество… ну зачем вы ее разбудили? Так бы, может быть, она проснулась бы лет через сто…