Мирза Раздолбаев - Тотал рекол. Жизнь третья.

Стоит отметить, что водитель был изрядной эгоистичной сволочью по жизни — только это и спасло несчастного Кухтыля. Сволочизм заключался в том, что шофер решил, если поехали вдвоём, то и в очереди стоять нужно тоже вдвоём, а уж грузить и подавно. Он пошел будить Кухтыля. Каково же было его изумление, когда геолога в кунге не обнаружилось! Опять же нужно сказать, что водитель был хоть и сволочь, но сволочь умная и склерозом не страдающая — он вспомнил про Уазик сразу. Как он потом рассказывал — никогда в жизни ему ни до этого случая, ни после, так быстро ездить не приходилось.

В свете фар Кухтыль напоминал нечто среднее между революционным паровозом и снеговиком. Прямо в панцире геолог был погружен в кунг для обогрева. Таял очень медленно, но уверенно возвращался к жизни и по приходу обратно в нормальное состояние, первое что он произнес, было "Ёб твою мать", но уже ласково.

А дальше был Подвиг. Они опять поехали в Норильск. Ведь, нельзя же было бросить на произвол судьбы четверых ударников производства, оставшихся в талнахской камералке? И не бросили.

Когда работы закончились, и Кухтыль улетал на материк, начальник отряда торжественно наградил геолога Кухтыля почетной грамотой "за успехи в социалистическом соревновании". Эту грамоту, мне так кажется, Кухтыль бережно хранит по сей день и обязательно покажет внукам, но… расскажет ли?

Если вы думаете, что за Полярным Кругом, а точнее на Таймыре, круглый год лежит снег, бродят голодные тюлени и светит полярное сияние, то вы заблуждаетесь. Там бывает лето и в июле температура поднимается выше тридцати градусов. Как раз именно таким летом и оказался Кухтыль на полевых работах в тех краях. А еще среди простых смертных бытует мнение, что тундра представляет собой плоскую равнину, скрывающую свой край за горизонтом или во льдах Ледовитого океана, если точнее. Это тоже заблуждение. Таймырская тундра плоска лишь из иллюминатора самолета, а на деле она многолика: холмы, озера и даже горы — все это тундра.

Работа у Кухтыля была до тупости однообразна: подъем, стакан, погрузка в вертолет МИ-2, облет профилей с посадками через каждые 50 километров и пробоотбором. В конце рабочего дня — стакан, еда и палатка. Хотя, такая жизнь в те годы показалась бы раем для подавляющей части Страны Советов.

Что и говорить — к концу первой недели такой жизни Кухтыль основательно подзадолбался — опух, одряб и стал пованивать. Жара наступала и нужно было что-то делать. Два человека из экипажа вертолета — командир и бортинженер — тоже не были ангелами и сомневались в смысле жизни. В итоге, когда в один из самых жарких дней вертолет пролетал над небольшим водоёмом, метров двухсот в диаметре, одна мысль пришла в три головы одновременно. Ничего бредового и невыполнимого в идее не было — машину повесили в полуметре от поверхности воды и осмотрелись. Вокруг не было не души. Озерцо манило в себя всеми своими двумя стами метрами. Чистейшая вода стыдливо приоткрывала на глубине залежи вечного льда. Но лед лежал на дне, а между ним и поверхностью располагалось то, что нужно — баня и бассейн одновременно. Первым команду на выброску выполнил Кухтыль. Раздевшись догола, он вогнул живот, встал ласточкой и рухнул в пленительные воды неизвестного озера, обдав брызгами раскаленный борт вертолета. Второй счастливец — бортинженер — тоже долго не думал и поступил аналогично, только живот не вбирал — настоящий полярный волк. Командир при этом завистливо курил в кабине вертолета, висевшего и не сдуваемого никакими ветрами: был полный штиль. Минуты через три командиру курить опротивело, он разделся и тоже прыгнул — машина-то висит!

Как им было хорошо! Они ныряли, пытаясь ухватиться за лед на дне, плавали на перегонки и брызгались. Через некоторое время бортинженеру пришла в голову идея совместить бассейн и баню с прачечной. Вот тут-то и случилась закавыка: с борта ушло почти двести кил и он приподнялся сантиметров на семьдесят. Ну самую малость, продолжая висеть и обдавать компанию своим опахалом…

Дотянуться пытались разными способами: и прыгали, и вставали друг другу на плечи, и даже разгонялись плывя — все тщетно. По прошествии часа народ стал откровенно мерзнуть — и это в такую-то жару. Пришлось вылезать на берег и греться. И тут тройка купальщиков поняла, что есть самое страшное в тундре, когда жарко. Изо всех окрестностей к месту купания стали слетаться миллиарды летучих гадов: слепни, мухи, комары и прочие твари. Начинался Страшный Суд…