sendtoreader.com - Интеллигенция в тумане

Будущее не дает нам гарантий. Оно может быть и апокалиптическим. Оно может быть любым. Мне хочется думать, что мы на него обречены. В противном случае мы обречены на нас нынешних.

Source URL: http://www.saltt.ru/node/8298

* * *

Але, что вы сказали? | СОЛЬ

Вячеслав Раков , Александр Стабровский , Светлана Усть-Качкинцева /18 августа 2011

Пермские ученые — культуролог Александр Стабровский, математик Светлана Усть-Качкинцева, историк Вячеслав Раков — вспоминают, что происходило в «глухой провинциальной Перми», когда в Москве случился путч.

«Пермь присоединилась к сопротивлению, когда исход противостояния был уже ясен»

Вячеслав Раков. В 1991-м — старший преподаватель кафедры истории древнего мира и средних веков Пермского университета, в 2011-м — доцент кафедры гуманитарных дисциплин научно-исследовательского университета Высшая школа экономики.

На протяжении всех дней ГКЧП Раков постоянно слушал радио «Свобода».

Фото из архива Вячеслава Ракова

1991 год, как и 1917-й, двоится в нашем общественном сознании. Мы не сойдемся в оценках места 1991-го и, в частности, событий 19-21 августа, в российской истории, поскольку у нас не было, нет и, скорее всего, не будет общего взгляда на ее перипетии и смысл. Печально, но здесь (впрочем, не только здесь, не только в этом) мы остаемся расколотой нацией.

В одном, однако, мы, я думаю, сойдемся: наряду с «семнадцатым» «девяносто первый» стал рубежным годом в истории нашего ХХ века. После него наш паровоз пошел по другим рельсам — уже не в сторону коммуны. Этой остановки мы закономерно не дождались.

1991-й представляется мне летописью разрыва с советским прошлым: от штурма телебашни в Вильнюсе 14 января до отставки Горбачева 25 декабря, переименования РСФСР в Российскую Федерацию и смены советского флага на российский. А между этими датами и вехами — павловский обмен денег, референдум о сохранении СССР, выборы президента России, эпизод с ГКЧП, обратное переименование Ленинграда в Санкт-Петербург, дудаевская декларация о независимости Чечни, запрещение КПСС Ельциным.

Инерция разрыва передалась от России к Югославии, где уже весной началась цепная реакция распада СФРЮ на составлявшие ее народы. В Югославии все происходило форсированно и очень быстро дошло до большой крови. Нас, к счастью, гражданская война обошла стороной: помогла, на мой взгляд, психическая усталость, накопившаяся в ходе нашего изматывающего двадцатого столетия. Эта усталость явственно чувствуется уже с 1970-х. Я хорошо помню это время раннего советского декаданса, время конца веры в светлое будущее и вместе с тем довольно резкого сброса общественного напряжения.

Конечно же, событийно-сюжетным средостением, переломом 1991-го, стали события 19-21 августа. Разумеется, это не было подлинным противостоянием: ГКЧП не располагал ни реальной властью, ни волевым потенциалом. И Ельцин на танке — это не Свобода на баррикадах Парижа с полотна Э. Делакруа. Эта сцена явно не тянет на символ: слишком она театральна. И все же радость была подлинной. Многие надеялись на то, что прежняя страница истории России перевернута и начата новая.

Прошло 20 лет. Девяносто первый остался точкой отсчета новой российской истории. За эти годы сделано, к сожалению, не так уж много, в особенности в том, что касается создания гражданского общества. Его как не было, так и нет. Скоро сказывается только сказка о свободе в России — действительность вышла несколько иной... В этом смысле девяносто первый не удался. Не скажу, что совсем: мы поняли, что свободу нужно завоевывать самим. Иначе нам ее не видать, как своих ушей. И это тоже итог.

Фото: Иван Козлов / Соль

Утром 19 августа я занимался зарядкой, и в момент, когда я отжимался, по радио прозвучало сообщение об отстранении Горбачева от власти и о создании ГКЧП. Я так и застыл на вытянутых руках. В следующий момент я уже искал на УКВ радио «Свобода». Нашел: там были в курсе наших событий и вовсю их комментировали. Следующие двое суток я жил со «Свободой», отрываясь от нее лишь по естественным нуждам. Впрочем, уже 21-го я узнал, что приняли путч далеко не все: Москва, Ленинград и Свердловск поддержали Горбачева и Ельцина, точнее, Ельцина и Горбачева. Чуть позднее к сопротивлению присоединилась и Пермь — когда исход противостояния уже был ясен... В этом, как это ни грустно, вся Пермь. Ну, почти вся.