– Столоваться с нами будешь?
– М‑м‑м…
– Лучше с нами. Тогда все припасы – в общий котел, – ухмыльнувшись, Ермолай указал на сидевшего позади, на возу, крепкого рыжебородого мужика. – Алима‑артельщика видишь?
– Ну.
– Ему и отдай припасы.
Алексей так и сделал, хотел, правда, спросить про тех четверых, с Еголдаевой – да забыл как‑то. Пока с артельщиком говорил, покуда передавал продукты – забыл, а потом и не вспомнил. Не до того было – парня увидал знакомого! Ну надо же… Это ж как же? Он – не он?
Не выдержав, подъехал поближе: ну точно – он! Рыжая бородка, рыжая шевелюра – амбросиевский ведь парень‑то! Как же его? М‑м‑м… Митря!
– Здоров, Митря! Не узнал?
– Не узнал, – спрыгнув с телеги, парень сдвинул на затылок шапку и внимательно посмотрел на протопроедра.
– Ну, помнишь, я еще частенько к старосте вашему заезжал, Епифану? Почти каждый год ездил.
– Постой, постой! – На лице Митри появилась задумчивая гримаса. – Я на людей памятлив… Ха! Так ты не Олексий ли будешь?! Тот, что про Царьград разные были‑небылицы рассказывал?
– Да, Алексей я, – широко улыбнулся путник. – Ну, слава богу, вспомнил. Ты куда сейчас, не в родные места?
– Туда. – Парень кивнул и, понизив голос, поведал: – Говорят, прошлолетось все село наше сожгли басурмане. Язм‑то в отходниках был, на издольщине – в Литве избы‑хоромы рубил.
– Хо?! – неподдельно удивился протопроедр. – Так ты, выходит, что ж теперь – плотник?
– Выходит, плотник. – Митря радостно заулыбался, показав кривые белые зубы.
– А раньше, помнится, пастухом был, – хохотнул Алексей.
Старый знакомец разулыбался еще больше:
– Подпаском. Потом как‑то артельщики через село наше проходили… лета два уж тому, а то и поболе – сманили, с ними и ушел. Но все честь по чести – у старосты Епифана отпросился, оброк присылал… Посейчас вот, серебришка заробил, да решил – домой, к матушке. Избу новую срублю, женюсь… Посейчас, слыхал, отстраивается Амбросиево – краше прежнего. Говорят, церкву новую рубят, заместо старой, сгоревшей. Вот я бы тут и сгодился…
– Ты это… – Алексей огляделся по сторонам. – Меньше бы кричал про свое серебришко…
– Так я и…
– Решил, значит, на родную сторонку податься?
– Вот… решил… Слышь! – Митря резко вскинул глаза. – А давай‑ка и ты со мной, а? Человек ты всем на селе известный, не чужой, староста тебе – дружка, так и что тебе по чужедальним сторонушкам горя‑злосчастия мыкать? Оставайся у нас! Избу миром сладим, девку найдем работящую – женишься, заживешь… А?
– А что? – протопроедр поспешно спрятал улыбку. – И правда – заглянуть, что ли, к вам? Давненько не был в Амбросиеве… Вообще‑то, я в Мценск направляюсь, службишку у кого‑нибудь раздобыть… у князя, боярина, хана…
– Говорю ж – давай к нам в село!
– В Амбросиево? Хм… А и что ж? Загляну, пожалуй!
Парень явно обрадовался – все не одному возвертаться, – похлопал Алексея по спине, по плечам:
– Вот и добро, вот и славно! На родной‑то сторонушке – и воздух слаще!
На том порешив, последние дни все держались вместе – оно веселее, тем более, Митря все прямые пути к родному селу знал. Алексей‑то, конечно, хотел бы сохранить их старое знакомство – а особенно, новое решение – в тайне, так, на всякий случай, однако, посмотрев на сияющего, как медный таз, сотоварища, лишь махнул рукой – не получится. Как ни крути – не получится, не тот человек Митря, слишком уж простой, открытый – сразу видать, не служил в сыскном секрете константинопольского эпарха! Ну и ладно – сладилось, уж как сладилось – уж, казалось, и купеческие лошади знали, что Митря‑плотник нежданно земляка встретил. Ну почти земляка. И теперь вместе вернутся они в родные мценские края – в село Амбросиево, так‑то!
А ведь и вернулись! Добрались! И как ходко – с того момента, как свернули с Муравского шляха, и до того, как из‑за верхушек сосен показался сияющий крест новой амбросиевской церкви, и двух дней не прошло! Знал Митрий дороги, знал.
Староста Епифан встретил обоих приветливо, особенно, конечно, обрадовался Алексею – человеку бывалому, воинскому искусству зело обученному. Сразу, как признал, полез обниматься:
– Ну, Алексий, ну, леший… Рад, рад! Что, насовсем к нам иль брешет Митря?
Протопроедр отозвался честно:
– Пока пригляжусь.
– Ну‑ну, приглядывайся.
– А что, Епифан, по сю пору грозы здесь часто бывают?
– Да бывают, жара‑то стоит – а? Как бы стога да скирды не полыхнули – успеть бы до дождей по гумнам вывозить.
Читать дальше