Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия

Парни явно озадачились – уж никак не ожидали такого напора.

– Стража, эй, стража! – выглянув в дверь, заорал Лешка.

Слуги посмотрели в его сторону с явным страхом.

– О, вряд ли вы удержите этого господина! – нагнетал обстановку Владос.

А Кызгырлы ничего не говорил, лишь дико вращал глазами и время от времени хватался за заткнутый за пояс кинжал.

– Одно может вас спасти от позора, – неожиданно сбавил обороты грек. – У нас сейчас есть время, и мы б с удовольствием развлекли почтеннейшую публику в каком‑нибудь богатом доме. У вас есть такой на примете, голодранцы?

Парни снова переглянулись, на этот раз – радостно.

– Есть, есть! – закричали они хором. – Наш господин, почтеннейший синьор Гвидо Сильвестри будет рад видеть вас, уважаемые господа музыканты!

Немного подождав внизу, в довольно‑таки узком зале, приятели, а следом за ними – и Кызгырлы, поднялись по крутой лестнице на второй этаж, где их уже с нетерпением дожидался хозяин дома, пресловутый Гвидо Сильвестри – сухонький старичок с белой реденькой бородкой и обширной лысиной, на которую он тут же надел тюрбан. На шее старичка, поверх длинной бархатной куртки, сияла толстенная золотая цепь, кривые подагрические ноги смешно обтягивали модные штаны – чулки – левая штанина (или чулочина) была в желто‑синюю полоску, правая – в красно‑белую клетку. Острые носы башмаков загибались вверх так круто, что их приходилось привязывать к щиколотке тонкими серебряными цепочками.

– Однако, – удивленно покачал головой Лешка. – Ну и лыжи! Интересно, как он в них ходит?

– Приветствуем тебя, о почтеннейший! – с поклоном произнес Владос.

Лешка тоже вежливо кивнул, а Кызгырлы – дурачина – так и стоял со своей домрой, как пень.

– Ты странно говоришь, – вместо ответа проскрипел старик. – Слуги сказали, что вы – итальянские музыканты. Но вы никакие не итальянцы, – он зло прищурился. – Обманщики!

– Мы никого не обманывали! – гордо заверил грек. – Разве ж мы говорили твоим слугам, что итальянцы? Нет! Мы только сказали, что мы из Италии, но ведь не каждый, кто там живет, итальянец.

– Мудро ты рассуждаешь, парень, – Гвидо Сильвестри покачал головой. – В каком же городе вы жили?

– В Неаполе!

– В Неаполе? Так вот откуда твой странный говор! – губы старика презрительно скривились. – Неаполь – никакая не Италия! Так, деревня… Ну и что вы будете петь?

– Песни, почтеннейший синьор!

– Я понимаю, что не молитвы. Ну, что стоите? Пойте, раз уж пришли, а я послушаю.

Лешка вышел вперед и, обернувшись к Кызгырлы, махнул рукой:

– Играй!

– Не могу, одна струна сорвана! – через Владоса предупредил надсмотрщик, надо сказать – довольно запоздало.

– Ну и что? – усмехнулся юноша. – Играй на оставшихся двух!

– На двух? Хмм… А что играть‑то?

– Да все, что хочешь. Бренчи себе на одной ноте – трям‑брям, трям‑брям – ну, как на «Фабрике звезд».

– Йэх, – совсем как бригадир Михалыч вздохнул Кызгырлы и, сев по‑турецки на пол, ударил по струнам.

– Жанна из тех королев, – громко запел Лешка, – что любит роскошь и ночь!

Хотя слушателей было мало – старик и несколько слуг – юноша даже несколько волновался, все ж таки он пел со сцены второй раз в жизни. Первый раз было лет пять назад, в оздоровительном лагере, и тогда вышло неплохо, а значит – и сейчас получится.

– Слышишь, Жанна‑а‑а!

– В этой грустной песне поется о девушке, которая искала себе жениха, – усевшись рядом с хозяином дома, бесстрастно «переводил» Владос (над «переводом» друзья думали почти всю ночь). – Ей не нужны были молодые дурачки – слишком уж они глупы…

– О, да‑да, очень верно подмечено, – закивал старик.

– И не нужны были бедняки – ибо они тоже не отличаются особым умом.

– То так!

– А вот люди опытные, уже пожившие – совсем другое дело!

– Вот‑вот! И что, что эта девушка, нашла она своего жениха?

– А вот об этом – следующая песня!

Я свободе‑е‑ен,

Словно птица в небесах!

– О, как прекрасны белые пальцы Гюльнуз!

Я свободен,

Я забыл, что значит страх…

– Как строен ее стан! Как черны брови! Уши ее – словно морские раковины, а глаза – словно звезды. Лицо – как молодая луна. И лицо это печально. Скучает Гюльнуз у себя в далекой горной деревне. Хоть отец ее и богач, но… Несчастная девушка так мечтает жить в красивом доме, в большом и шумном городе!

– Гюльнуз… постой‑постой! Я, кажется, о ней слышал!

– Мы тоже бывали у нее в гостях, и эти все песни – о ней.