Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия

– А знаешь, неплохо! – похвастался Владос. – С рудниками, увы, не получилось – там уже почти везде турки, зато нашли пару государственных мастерских – завтра берем их в управление. Угадай, что за мастерские? Ха! Ни за что не угадаешь – гончарные! Те, что у Меландзийских ворот, бывшие мои собственные! Их прежний хозяин, урод, каких мало, довел все до ручки и разорился, а мастерские за долги конфисковали в казну, в эпискепис – тут как раз мы вовремя подвернулись. Короче – завтра становимся эпискептитами! Управляющими, черт побери! О, уж я‑то знаю, как организовать производство… – Грек помолчал, упиваясь собственной радостью, а потом предложил Лешке, если не сложится с государственной службой, переходить на работу к нему в мастерские – торговым представителем.

– Но лучше, конечно, послужи, – неожиданно заключил Владос. – Государственный служащий – есть государственный служащий, что и говорить… – парень вздохнул и, лукаво усмехнувшись, добавил: – Ох, Лекса, если б не было этих паразитов‑чиновников – как бы мы развернулись! Весь Пелопоннес бы керамикой завалили, и еще на Каппадокию бы осталось!

Порадовавшись за приятеля, Лешка наскоро перекусил и, почистив гиматий, принялся собираться. Да и что там было собираться – только подпоясаться, как говорится! Ну, еще разгладить тунику, красиво зашнуровать башмаки, запахнуть на плече гиматий красивыми складами – это помог сделать опытный в таких делах грек.

– Ну, ты еще губы накрась! – смеясь, посоветовал он. – Уж не на свидание ли собираешься?

Лешка заметно смутился и ничего не ответил. В конце концов, говорить о свидании еще было рано. Говорить? Мечтать! Уж больно сильно зацепила его сердце греческая красавица Ксанфия, о которой, к слову сказать, юноша совсем ничего не знал. Хотя нет, кое‑что, конечно, уже можно было предполагать. Девушка – явно из богатой семьи, причем вполне самостоятельная, – гоняет на своей коляске одна, без всяких там слуг и прочих мамок – нянек. А ведь годков ей не так уж и много, ну, может, восемнадцать, а то и вообще пятнадцать. Впрочем, по здешним меркам – уже давно пора выходить замуж. Замуж… Воздыхатель‑то у нее имеется, как же‑с, знаем – похожий на поросенка Никифор Макрит, судя по всему, та еще сволочуга! Да, есть еще какой‑то Герасим – он тоже, похоже, неровно дышит к этой девчонке. Вот, блин… Ладно, там видно будет.

Выросший в совершенно ином времени Лешка не понимал сословных предрассудков и правил, поскольку если б понимал, вряд ли решился бы продолжить знакомство – ведь, кто он? И кто Ксанфия? Хотя что‑то подобное уже приходило юноше в голову. И тем не менее…

Розовато‑палевые воды залива Золотой Рог ласково омывали золотистый песок пляжа и серые камни Влахернской гавани. Золотой мячик солнца клонился к закату, и черные тени зубчатых воротных башен протянулись далеко – далеко, почти до самых волн. Невдалеке, за стеною, тускло поблескивал купол полуразрушенного дворца императора Константина Багрянородного, чуть левее виднелись серые стены монастыря Хора, того самого, где был в послушниках Георгий. Странный парень. Хороший, добрый, на странный. Вот так взять и добровольно уйти из жизни – запереть себя в монастырь. Ради чего, спрашивается? Ради постижения Бога? Так, может, Его можно постигнуть и каким‑нибудь другим, менее радикальным способом? В конце концов, стал бы священником, как вот отец Сергий, женился бы на какой‑нибудь красивой и доброй девчонке – ведь православным священникам можно жениться – нарожал бы детей. И служил бы себе спокойно службы в какой‑нибудь церкви, пользуясь уважением прихожан. Не жизнь – сказка! И – при Боге, и из мира уходить не надо. Нет, понесло в монастырь!

Лешка задумался – конечно, хорошо бы поговорить с парнем на эту тему, да только вот тот что‑то давно уже не показывается дома. Видать, и вправду, скоро примет постриг, а тогда уж разговаривать будет поздно.

Юноша обернулся, услышав позади девичий смех, и солнечный луч ударил ему в левый глаз. Лешка прищурился…

Три девушки в легких накидках, смеясь, спускались по узкой тропинке к морю. Солнце било им в спины, обрисовывая фигуры, так, словно на всех трех вовсе и не было никакой одежды. Пока Лешка раздумывал – подойти сразу или чуть подождать? – девчонки сбросили обувь и, приподняв подолы туник, взбаламутили ногами воду.

С многочисленных, стоявших в гавани кораблей им махали руками матросы. Девушки тоже помахали в ответ, и, прихватив обувь, пошли по узкой полоске пляжа в сторону гористого мыса, поросшего густым кустарником и кипарисами. На Лешку даже и не взглянули, впрочем, он и не привлекал к себе особого внимания – стоял себе чуть в стороне от тропинки, делая вид, что разглядывает корабли.