Вадим Инфантьев - После десятого класса

В окошко отчаянно стучали, галдели. Иванов шагнул к нему, распахнул, заглушил собственной руганью крики отправителей телеграмм, с силой захлопнул и вернулся к аппарату:

— Третья — в тот же полк капитану Николову: Рай-чо, приезжай немедленно помогать добровольцам. Телеграмму полковому послал. Иванов.

Как только он вышел из телеграфной, на него набросился тот самый господин в котелке:

— Господин исправник, я буду жаловаться, вы не имеете права вмешиваться в дела телеграфа! Я московский первой гильдии купец Малкиель! Я поставляю армии сапоги. У меня срочные деловые телеграммы!

Исправник хмуро ответил:

*— У меня тоже не любовные послания.

В это время купца бесцеремонно оттеснил иностранец, показывая нарукавный знак корреспондента, аккредитованного при Главной квартире, и на ломаном русском языке прокричал, что у него важная депеша для «Таймса». Он так близко размахивал бумажкой перед носом Иванова, что тот невольно выхватил ее и, увидев английский текст, буркнул:

— Сейчас отправят, сэр.

Вернулся в телеграфную, прочитал кое-как, поняв, что в телеграмме сообщается о передвижении армии к Румынии, перечисляются названия и номера частей и путь их следования. Возмутился:

— Это же завтра все будет известно туркам! Но сие дозволено Главной квартирой...— Спросил телеграфиста, понимает ли он по-английски.

— Нет, господин исправник, передаем латинскими буквами, и все.

— Тогда эту телеграмму сейчас же прими, а с отправкой не спеши. Путай цифирь и буквы. Начальнику пожалуются — сообщи мне. Выручу.

Вернулся исправник к себе в канцелярию туча-тучей. На пороге застыл дежурный с папкой в руке:

— Текущие бумаги, господин подполковник.

— Важные, срочные есть?

— Обыкновенные жалобы и прошения.

— Разберись сам, недосуг мне... А это что за трофей? — Иванов кивнул на стоящий в углу ящичек из полированного дерева и связку книг.

— По дежурству передано. Вчера на вокзале задержан по приметам объявленного розыска студент. Исключен с последнего курса медико-хирургической академии, документы вроде как в порядке. А вот приметы...

— Какие приметы?

— Студент, тощий, длинноволосый, в очках...

— Тоже приметы. Вот если бы сообщили, что толстый студент, то сразу можно было бы найти. Зачем он здесь?

— Прибыл на жительство к родственнику — мещанину Коваль-Жеребенко.

— У нас вроде как такой обретается.

— Так точно, бывший учитель ремесленного училища, ныне на пенсионе. Фамилии совпадают.

Исправник о чем-то задумался, шевеля бровями. Дежурный кашлянул:

— Так как быть с ним?

— С кем? Со студентом? — Иванов отмахнулся.— Пусть сидит. Потом разберусь. Ступай.

Оставшись один, Иванов заходил по кабинету, думая только об одном: где найти провиант для добровольцев? Остановился перед вещами студента, стал рассеянно перебирать книжки, раскрыл одну наугад, отшатнулся и сплюнул:

— Тьфу ты, это же дело бабье — повивальное, а тут парень читает, да еще с картинками книжка-то.— Бросил, взял другую — толстую, на обложке по-французски было написано «Капитал». Пролистнул. Ничего, деловая, коммерческая книга. Но студент-то, наверно, того... тронулся. Зачем ему повивальное дело и коммерция? Открыл створки ящичка, внутри поблескивал похожий на крохотную пушку прибор. Иванов вспомнил, что сие зовется микроскопом. Снова походил по кабинету, вдруг распахнул дверь и крикнул в канцелярию: — Игнатюк, задержанного студента ко мне!

Надо ж было чем-то заняться, хоть все валится из рук и одолевает одна мысль — чем кормить добровольцев.

Ввели небритого худого парня в очках. Мельком взглянув на него, исправник начал задавать обычные вопросы. Студент отвечал устало, безразлично.

— Зачем в Кишинев?

— К дядьке приехал.

— Где родители?

— Отец, врач, на Волге от холеры помер. Помните, эпидемия была? Мать в Петербурге в прошлом году от чахотки скончалась.

— За что выгнали из академии?

— За правду.

— О чем?

— О том, что многое неладно в отечестве нашем.

— Ишь какой грамотей —- всех умней. И латынь, и

французский знаешь?

— Знаю.

—- И еще коммерцией интересуешься?

— Какой коммерцией?

•— Разве не твоя книга про капитал?

— А-а...— Студент издал горлом какой-то странный звук и чуть оживился: — А ежели я свою больницу собираюсь открыть, дело-то это не только медицинское, но и коммерческое. Разве плохо было бы устроить в Кишиневе, к примеру, повивальный дом? Меньше было бы мертворожденных и смерти рожениц.