Unknown - ИСТОРІЯ

91

Константин Павлович не имел никакого офи- шз. ціальнаго поручешя( п).

Отношенія Берлинскаго Двора к французскому посланнику Лафоресту, (Laforest), после аустерлицскаго сраженія, совершенно изыенились. Не только Ломбард, но и ветеран прусской арміи герцог брауншвейгскій старались уверить его, что „Король никогда не имел намеренія вести войну против Франціи, и что он обещал поддерживать Австрію только в таком случае, еслиб французское правительство домогалось от ней пожертвованій несовместных с ея безопасностью. Но Король полагал, что Австрія могла уступить свои владенія в Швабіи и утвердить положеніе дел в Италіи, и хотя в Берлине опасались, чтобы Наполеон не потребовал части Тироля, либо венеціянской области, однакоже, по сознанію герцога, такое притязаніе не побудило-бы Короля помогать Россійскому и Австрійскому Императорам» ( 12).

Вместе с тем, Фридрих-Вильгельм, снедаемый безпокойством на счет видов Наполеона, старался обезпечить себя на случай враждебных действій его против Пруссіи. С этою целыо, Король не только принял предложеніе Императора Александра о содействіи Пруссіи русскаго корпуса, стоявшаго в Мекленбурге, но просил великобританское правительство о поддержаніи его англійскими войсками собранными в Ганновере. По этому поводу, прусскій министр барон Гарденберг писал лорду Гарроуби (Harrowby): „после несчастнаго сраженія при Аустерлице и отступленія главной россійской арміи, находясь в совершенной неизвестности на счет намереній Нанолеона к Пруссіи, мы должны быть осторожны в высшей степени"... ( 13). Великобританское правительство согласилось испол-

92

1805. нить желаніе Фридриха-Вильгельма; вместе с тем, положено было, чтобы в случае вторженія значительных сил Наполеона в Ганновер. англійскія войска занимавшія сію страну отступили в прусскія владенія ( 14).

Упрекали весьма справедливо Гаугвица в малодушной сговорчивости, но станем-ли удивляться тому? Он зяал нерешительность своего Государя и шаткость прусской политики. Наполеон принял его 16-го (28-го) ноября, когда участь войны еще не была решена, но не позволил ему высказаться на счет предложеній берлинскаго кабинета, Отложив объясненіе с ним до развязки борьбы предстоявшим сраженіем, Наполеон однакоже объявил ему, что примет посредничество Короля Фридриха-Вильгельма не иначе, как на двух условіях: во первых, что, в продолженіи переговоров, англійскія, русскія либо шведскія войска не войдут в Голландію, и во вторых, что французскому гарнизону крепости Гамельна будет предоставлен для снабженія продовольствіем, более обширный раіон ( 15). Гаугвиц, не дав никакого ответа на эти предложенія, отправился, в ожиданіи последствій сраженія, в Брюнн, а потом, вслед за главною квартирою французской арміи, в Вену. Наполеон принял его вторично 25-го ноября (7-го декабря). В то время русская армія находилась близко, войска эрцгерцога Карла стояли в Вснгріи и переговоры о мире еще не были открыты. Австрійскіе министры умоляли Гаугвица требовать настоятельно, чтобы Пруссіи было предоставлено вооруженное посредничество: само собою разумеется, что целью таких домогательств было желаніе заключить мир на лучших по возможности условіях. Как тогда еще ничего не было решено

93

окончательно между Франціею и Австріею, то На- іа». полеон скрыл свое неудовольствіе на прусское правительство и даже явно одобрил его действія. „Полтораста тысяч лишних непріятелей—писал он в бюллетене 7-го декабря—только продлилибы войну; все происки не устояли против воли Короля Прусскаго" ( 1 С). Граф Гаугвиц, с своей стороны, выразил чувства удивленія к победителю при Аустерлице. Наполеон ограничился колким ответом: „ваше приветствіе было назначено другил ; Фортуна переменила его адрес» — сказал он( 17).

Несколько дней спустя, 2-го (14-го) декабря, когда французскія войска, на основаніи перемирія, заняли значительную часть австрійских владеній, Наполеон счел возможным объясниться откровеннее с прусским правительством. Призвав к себе опять графа Гаугвица, Наполеон сказал несколько ласковых фраз, лично к нему относившихся; но вслед за тем перешел к горьким уцрекам и порицанію „вероломных» поступков берлинскаго кабинета. „Ваш Государь поступилъбы гораздо честнее — сказал он — еслибы прямо объявил мне войну; это было-бы полезнее для его новых союзников; быть-может — я не решилсябы дать им сраженіе. Но вы хотите дружиться со всеми: это невозможно; что-нибудь одно: либо они, либо я. Будьте искренни; иначе — оставлю вас; лучше иметь врагов, нежели ложных друзей. Вы допускаете стоять в Ганновере тридцати-тысячнолу корпусу, который находится в связи с русскою арміею чрез ваши владенія: это ыне явно враждебно. Я иду прямо против своих непріятелей, где-бы они не были. Я мог-бы наказать вас страшно за такое вероломство, занять Силезію,