Игорь Марзалюк - А хто там ідзе?

Таким образом, истоки нашей государственности — в восточнославянских княжествах Киевской Руси. В первую очередь в самом самостоятельном из всех их — в Полоцком княжестве. А также Туровском, Смоленском, Чернигово–Северском и Галицко–Волынском княжествах. Напомним, что Мстиславское княжество — удел Смоленской земли, Гомельщина — составная часть Чернигово–Северских земель. Верхнее Понеманье первоначально входило в состав Киевской земли, а потом было частью Галицко–Волынского княжества.

Эпоха ВКЛ. В границах этого государства окончательно оформляются языковое своеобразие, единая этническая территория и те этнографические признаки, которые мы сегодня зовем белорусскими. Таким образом, эпоха ВКЛ для нас — отправная точка рождения и существования собственно белорусского народа. Белорусский язык как самостоятельная лингвистическая единица окончательно оформляется к XV столетию.

Эта эпоха — время великих культурных свершений, время культурной белорусской экспансии, время, когда наш язык, наша правовая и государственная традиция были образцами для подражания для литовской политической элиты на ранних этапах существования ВКЛ.

Автор этих строк далек от той мысли, что ВКЛ можно называть только белорусским государством. Влияние и определяющая роль политической литовской элиты на его возникновение и развитие для профессионального историка очевидны. Однако ВКЛ никогда не стало бы великим княжеством, если бы в его существовании не были заинтересованы и наши предки. Путь к сотрудничеству и уступкам нашей элите со стороны литовской знати был долог и тернист. Право на свою часть государственности в ВКЛ, на свое место под солнцем наши предки отстаивали с оружием в руках. Были и попытки создать великое княжество русское со столицей в Полоцке в XIV — XV веках, но русинский (старобелорусский) сепаратизм так и не стал реальностью именно из–за заинтересованности в сохранении ВКЛ не только со стороны литовской знати, но и нашей, для которой Вильно постепенно стало их столицей. Ни Полоцк, ни Смоленск не смогли на равных конкурировать с Вильно. Поэтому наше боярство и мещанство ожесточенно защищало свои замки и города во время почти беспрерывных войн Москвы и Литвы в XVI веке.

Все изменилось лишь в Речи Посполитой, да и то окончательно только в XVIII столетии, когда и литовцы, и наши предки почти целиком утратили в результате тотальной полонизации собственную элиту и мещанство. Однако крах высокой старобелорусской культуры, разрушение традиционной конфессиональной структуры общества, изменение языковой и исторической идентичности в среде нашей знати и мещанства приобретает лавинообразный характер уже в конце XVI — XVII веках.

Как ни горько это признавать, но почти вся высокая культура XVIII — первой половины XIX столетия, созданная представителями местной знати, была вариантом польской культуры. Все, что мы можем сказать и про Адама Мицкевича, и Станислава Монюшко, и Наполеона Орду, этот список можно еще долго продолжать, что это наши земляки, своим происхождением связанные с Беларусью. Повторим, земляки, но не белорусы по национальности. Не чувствовали они себя белорусами, никто их при жизни белорусами не считал да и сами себя они к белорусскому народу никогда не относили. На «краёвом» (региональном) уровне они себя считали литвинами, а на национальном — поляками. Польша для них — это синоним Речи Посполитой, включающий в себя и земли ВКЛ, и земли Короны (этнической Польши). Своим родным языком они считали польский, а не какой–либо иной.

Однако среди и православного, и католического, и униатского духовенства в среде мелкопоместной шляхты и мещанства Беларуси были те, кто поляками себя не считал еще и в первой половине XIX столетия. Люди этого круга стремились развивать белорусскую культуру, они ясно осознали благодаря образованию, посредством изучения собственной исторической традиции, этнографии, фольклора, генеалогии, что их родина — Беларусь, а не Литва или Польша.

Вторая половина XIX столетия стала временем, когда белорусская интеллигенция в полный голос заявила о себе, требуя признания права белорусского народа на собственную государственность, развитие родного языка и культуры.

Студенты Санкт–Петербургского университета, народовольцы, основатели журнала «Гомон» (1884 г.), шкловский мещанин, еврей по этническому происхождению, Хаим Ратнер и мстиславский мещанин, православный белорус Александр Марченко, первыми формулируют белорусскую национальную идею, обосновывают право белорусского народа на национальную государственность (в виде автономии в составе России). Они утверждали, что белорусы — самостоятельный славянский народ, а не ветвь либо составная часть какой–либо иной национальной общности. Вслушаемся в их призыв, который без всякого преувеличения можно назвать первым национальным белорусским манифестом: