Бернард Корнуэлл: Языческий Лорд

Среди пепла показались кости. Я прошел через бывшую дверь дома, отмеченную обугленными столбами, и почувствовал запах горелой плоти. Я отбросил обугленную балку и увидел в пепле арфу.

Почему она не сгорела? Струны скрючились на черных пеньках, но рама арфы выглядела неповрежденной. Я наклонился, чтобы подобрать ее, и теплое дерево рассыпалось в моей руке.

- Что произошло с Осликом? - спросил я.Он был арфистом, поэтом, который пел в доме песни о войне.

- Его убили, господин, - ответил Осферт.

Мехраса начала причитать громче. Она уставилась на кости, что обнаружились среди пепла.

- Вели ей замолчать, - рявкнул я.

- Это собачьи кости, господин, - человек с граблями поклонился мне.

Кости собак, что жили в доме, их любила Сигунн. Это были маленькие собачки-крысоловы. Человек вытащил из пепла расплавленное серебряное блюдо.

- Они пришли не для того, чтобы убить меня, - сказал я, уставившись на маленький скелет.

- А кого ж еще? - спросил Ситрик. Когда-то он был моим слугой, а теперь стал воином, и хорошим воином.

- Они пришли за Сигунн, - объяснил я, потому что не мог придумать другого объяснения.

- Но почему, господин? Она тебе не жена.

- Он знает, что я к ней привязан, и это означает, что он чего-то хочет.

- Кнут Длинный Меч, - зловеще произнес Ситрик.

Ситрик не был трусом. Его отцом был Кьяртан Жестокий, и Ситрик унаследовал умение отца обращаться с оружием. Он стоял со мной в стене из щитов, и мне была известна его храбрость, но сейчас, когда он произнес имя Кнута, его голос звучал нервно.

И неудивительно. Кнут Ранульфсон был легендой в тех землях, где правили датчане. Он был худощавым и белокожим, с белыми, как кости, волосами, хотя был не стар. По моим предположениям, сейчас ему было около сорока, уже довольно много, но волосы Кнута были белы с рождения.

А рожден он был умным и беспощадным. Его меча по имени Ледяная Злоба боялись повсюду, от северных островов до южного побережья Уэссекса, и эта слава привлекала к нему людей, приходивших из-за моря, чтобы служить ему.

Он и его друг Сигурд Торрсон были величайшими датскими лордами Нортумбрии и мечтали стать величайшими лордами Британии, но у них имелся враг, который снова и снова преграждал им путь.

А теперь Кнут Ранульфсон, Кнут Длинный Меч, воин, которого больше всех боялись по всей Британии, забрал женщину этого врага.

- Он чего-то хочет, - повторил я.

- Тебя? - предположил Осферт.

- Мы это выясним, - сказал я. Так мы и сделали.

Мы узнали, что Кнут Ранульфсон захотел, чтобы в тот вечер отец Кутберт вернулся домой. Священника привел торговец шкурами, он привез отца Кутберта в своей повозке. Мехраса подняла нас своим криком.

Я находился в большом амбаре, который датчане не успели сжечь, где мы решили устроиться, пока не будет построен другой дом, и наблюдал, как сооружают очаг из камней, когда услышал крик, и я побежал, увидев накренившуюся на дороге повозку.

Мехраса тянула оттуда своего мужа, а Кутберт махал своими длинными тощими руками. Мехраса все еще кричала.

- Помолчи! - рявкнул я.

Мои люди последовали за мной. При моем приближении торговец шкурами остановил повозку и упал на колени. Он объяснил, что нашел отца Кутберта на севере.

- Он был в Беоргфорде, господин, - сказал он, - у реки. Они кидались в него камнями.

- Кто кидался камнями?

- Мальчишки, господин. Просто мальчишки развлекались.

Итак, Кнут поскакал к броду, где, по всей видимости, отпустил священника. Длинная ряса Кутберта была изорвана и заляпана грязью, а голова покрыта запекшейся кровью.

- Как ты поступил с мальчишками? - спросил я торговца.

- Просто прогнал их, господин.

- Где он был?

- В камышах, господин, у реки. Он плакал.

- Отец Кутберт, - произнес я, подходя к повозке.

- Господин! Господин! - он протянул ко мне руку.

- Он не мог плакать, - сказал я торговцу. - Осферт! заплати этому человеку, - я показал на спасителя священника. - Мы тебя накормим и дадим кров твоим лошадям на ночь.

- Господин! - причитал отец Кутберт.

Я подошел к повозке и поднял его. Он был высоким, но удивительно легким.

- Можешь стоять? - спросил я его.

- Да, господин.

Я поставил его на землю, проследил, чтобы он не упал, а потом сделал шаг назад, потому что его обняла Мехраса.

- Господин, - сообщил он через ее плечо, - у меня есть послание.

Он говорил, как будто всхлипывая, и возможно, он и правда плакал, хотя человек без глаз плакать не может. Человек с двумя кровоточащими глазницами не может плакать. Слепой должен плакать, но не может.