Unknown - РОТА СТРЕЛКА ШАРПА

- Женевьева уже снаружи! – выпалил Робби, - Наша очередь, Роланд! Скалли!

- Я не закончил! – недовольно заворчал его земляк.

- Закончил! – рявкнул Робби, - Беги, живо!

- Ненавижу задницей светить…

- Живо, кому сказал! За Дугласов!

Они побежали. Неразбериха и паника, воцарившиеся в замке, стали спасением. Тем не менее, опасность отнюдь не миновала. Роланд слышал трещотки, взводившие арбалеты. Отмеряя босыми ногами доску за доской опускного моста, кожей ощущал летящий в спину болт. Подхватив на бегу Хью, де Веррек мчался вперёд. Боковым зрением отметил что-то белое, пролетевшее к замку. Голубь, что ли? Голубь ночью?! Ещё один белый просверк. Стрела – озарило. С белыми гусиными перьями, длинная английская стрела! Оглянувшись, Роланд увидел, как разят они преследователей. Затем на воинов Лабрюиллада наскочили конники, а стрелы посыпались на столпившихся в проёме ворот арбалетчиков.

Бежать вдруг стало некуда. Беглецов окружили солдаты с длинными луками, а конные прикрыли сзади, сопровождая до самой рощи, где Роланд опустил Хью на землю и встал на колени:

- Господь Всемогущий! Благодарю Тебя!

Он тяжело дышал, его била дрожь.

- Сэр? – робко обратился к нему Хью.

- Ты в безопасности. – сказал ему Роланд.

Мальчика со смехом уволокли лучники, и Роланд остался один. До него доносились команды, отдаваемые резким смутно знакомым голосом:

- Сэм! Дюжину парней с луками наготове оставь в роще! Остальных на хутор. Брат Майкл! Где ты? Давай сюда!

Бойцы сгрудились вокруг Женевьевы, гомоня по-английски. Роланд стоял на коленях, остро ощущая собственную чужесть, ненужность и одиночество. Он обернулся. Выбеленный луной луг между замком и лесом был пуст. Ни единой живой души. Роланд с горечью подумал, что попытки следовать идеалам рыцарства разрушили ему жизнь. Мишель осторожно коснулся его руки и виновато произнёс:

- Я ваши сапоги потерял.

- Пустяки. – бесцветно отозвался Роланд.

- И лошадей тоже.

- И чёрт с ними! – вспылил де Веррек, тут же остыв.

Что теперь? Оба его «деяния», оба рыцарских подвига, - и возвращение похищенной жены любящему супругу, и поиск реликвии для святого ордена, принесли вместо славы и гордости стыд и отчаяние. Роланд закрыл глаза и вознёс истовую молитву, прося дать ему знак, как ему быть дальше, и вдруг почувствовал на лице чьё-то жаркое дыхание. Он вздрогнул, открыл глаза. Два мокрых языка обслюнявили ему щёки. Собаки. Волкодавы.

- А ты им понравился! – весело сказали Роланду, но, так как сказали по-английски, гасконец не понял ни слова, - Ну-ка, хвостатые приставучки, брысь! Не всякому по душе ваши нежности!

Псы исчезли, и их место занял Томас Хуктон. Этот в щёку лизать Роланда не спешил.

- Твоя Милость? Что мне с тобой делать? Убить или в ножки поклониться?

Роланд смотрел на Ле Батара и ни как не мог унять озноб. Ничего умного не приходило в голову. Тогда он вновь оглянулся на замок и спросил:

- Они нападут?

- Конечно, нет.

- Почему «конечно»?

- Самых трезвых мы перебили. Остальные пьяны. Может, поутру решатся на вылазку, только вряд ли. У них ведь нет двух законов, строгого соблюдения которых требую я в отряде.

- Каких законов?

- Несложных. Напиваться только тогда, когда я разрешу. И не насиловать.

- А если…

- Деревьев много, верёвок тоже хватает. Слышал, Лабрюиллад хотел изнасиловать мою жену?

Роланд молча кивнул.

- Выходит, я должен поблагодарить тебя, Твоя Милость. Поступок храбрый и достойный. Спасибо.

- Как госпожа Женевьева?

- Будет жить. Хотя, похоже, лишь с одним глазом. Брат Майкл приложит всё своё умение, беда только, что умения этого кот наплакал. Не уверен, правда, что могу звать его «братом». Кто он теперь, Бог весть. Идём, Твоя Милость.

Роланд безропотно встал и побрёл за Томасом к хутору.

- Я не думал… - он запнулся.

- Не думал, что Лабрюиллад окажется таким ублюдком, да? Я предупреждал. Брось казниться. Все мы ублюдки, а я так даже прозываюсь Ле Батаром.

- Но ты же запрещаешь своим солдатам насиловать женщин?

Томас повернулся к де Верреку:

- Запрещаю. Жизнь – сложная штукенция. Ты хоть раз, идя в бой на турнире, подбадривал себя: дескать, мой дело правое, Бог за меня? Нет ведь? А почему? Потому что турнир – игра. В жизни не так. Я – англичанин, а потому твёрдо знаю, что мы – правая сторона, а потому Господь с нами. При этом, родись я во Франции, сражался бы за короля Иоанна, непоколебимо веря, что англичане – порождение сатаны, а Бог любит французов. Я понимаю это, а потому стараюсь просто не умножать зло в мире без нужды. И если всё же приходится поступать дурно, я молюсь, делаю пожертвование церкви и считаю, что совесть моя чиста.