Кира Касс - Прекрасный хаос

Прижимая тарелку к груди, я торопливо закидывал в рот яичницу с сосисками, чтобы поскорее вырваться из дворца. В кухне было не протолкнуться: гвардейцы и слуги жадно поглощали еду, прежде чем отправиться на смену.

— Он всю экзекуцию твердил ей, что любит ее, — донесся до меня голос Фрая. — Я стоял у самого помоста и все слышал. Даже когда она потеряла сознание, Вудворк продолжал это говорить.

Две служанки жадно ловили каждое его слово.

— Как мог принц так поступить с ними? — печально склонила голову набок одна. — Они ведь любят друг друга.

— Принц Максон — хороший человек. Он просто соблюдал закон, — оборвала ее вторая. — Но... всю экзекуцию?

Фрай кивнул.

Вторая служанка покачала головой:

— Неудивительно, что леди Америка бросилась к ним.

Я обошел длинный стол и направился в другой конец помещения.

— Она мне так наподдала коленом, аж искры из глаз посыпались, — поделился Рисен, слегка поморщившись при воспоминании. — Я не смог бы ее перехватить — дышал-то с трудом.

Я улыбнулся про себя, хотя от души сочувствовал бедняге.

— А она отчаянная, эта леди Америка. Король вполне мог бы отправить ее за такую выходку на эшафот, — захлебывался от восторга молоденький лакей; похоже, все произошедшее он воспринимал как развлечение.

Я двинулся дальше, боясь, что не выдержу и ляпну что-нибудь, если они не уймутся. Прошел мимо Эйвери, но он лишь молча кивнул. Выражение его лица недвусмысленно говорило, что ему сейчас не нужна компания.

— Могло быть и хуже, — прошептала какая- то служанка.

Ее соседка закивала:

— По крайней мере, они остались живы.

Деваться от этих разговоров было некуда. Они

сливались в один нестройный гул. Казалось, имя Америки у всех на устах, хоть уши затыкай. Меня переполняли то гордость, то гнев.

Будь Максон действительно порядочным человеком, Америка вообще не оказалась бы в таком положении.

В очередной раз я взмахнул топором, и чурбак разлетелся надвое. Солнце приятно пригревало голый торс, а изничтожение поленьев помогало излить ярость. Ярость за Вудворка и Марли, Мэй и Америку. Ярость за себя.

Я пристроил очередной чурбак и, крякнув, замахнулся.

— Ты дрова колешь или пытаешься распугать птиц? — поинтересовался кто-то у меня за спиной.

В нескольких шагах стоял пожилой мужчина в жилетке, выдававшей в нем дворового рабочего. Под уздцы он держал лошадь. Лицо изборождено морщинами, но улыбка как у молодого. У меня было такое чувство, что я уже где-то видел его, но я никак не мог вспомнить где.

— Простите. Я напугал вашу лошадь? — спросил я.

— Да нет, — покачал головой он, подходя поближе. — Мне показалось, ты как будто чем-то расстроен.

— Ну, — отозвался я, снова вскидывая топор, — такой уж сегодня выдался день.

— Да уж, что есть, то есть. — Он похлопал лошадь по загривку. — Ты его знал?

Я помолчал, поскольку разговаривать не очень тянуло.

— Не слишком хорошо. Но у нас было много общего. У меня все это в голове не укладывается. Не верится, что он все потерял.

— Что такое все, когда любишь? Тем более пока ты молод.

Я пригляделся к старику. Он явно конюх, и хотя я, возможно, и ошибаюсь, но готов биться об заклад, что он моложе, чем кажется. Должно быть, от тяжелой жизни.

— Да, пожалуй, — согласился я.

Разве я сам не готов был пожертвовать всем ради Мер?

— Он пошел бы на этот риск снова. И она тоже.

— И я тоже, — пробормотал я, глядя себе под ноги.

— Что ты говоришь, сынок?

Ничего.

Я закинул топор на плечо и подобрал очередное полено, надеясь, что он поймет намек.

Но он вместо этого привалился к конскому боку.

— Ты, конечно, можешь переживать, но это ни к чему не приведет. Нужно думать о том, чему ты в состоянии научиться. Пока что, как я погляжу, ты научился только колошматить деревяшки, которые даже сдачи дать не могут.

Я с размаху ударил по полену топором и промахнулся.

— Послушайте, я понимаю, что вы хотите мне помочь, но я тут дело делаю.

— Сомневаюсь. Это просто способ выместить свою злость не на том, на чем следовало бы.

— И на чем же вы предлагаете мне ее вымещать? На королевской шее? Или на шее принца Максона? Или, может быть, на вашей? — Я снова занес топор и ударил по полену. — Потому что все не так. Им сходит с рук все, что угодно.

— Кому — им?

— Им. Единицам. Двойкам.

— Так ты сам Двойка.

Я отшвырнул топор и заорал:

— Шестерка! — Я стукнул себя кулаком в грудь. — Какую бы форму на меня ни нацепили, я все тот же парень из Каролины и останусь им навсегда!