Неизв. - Так было суждено

— Так точно!

— И кто же будет этой опорой и поддержкой? Я же уезжаю.

— Ну…

— Ира?

— Она уехала, — хныкнула Юля.

— Аня?

— Она уезжает, — в глазах блеснули слезинки.

— Инна?

— Она никогда не уедет…

— Не надо так, — осуждающе покачав пальцем перед лицом Юли, произнесла Таня.

— Да шучу я, — буркнула девушка.

— Остается только Яна.

— Она частенько с Мандариной ходит… — последнее девушка выговорила уже в стол: сложив на нем свои руки, девушка положила на них голову, и теперь звук ее голоса долетал до зеленоглазой как-то отстраненно.

— Может, я останусь?

— Нет, — резко сказала кареглазая. — Я сама уеду. Вот.

— Уверена? — с сомнение спросила Таня.

— Только маме вечером позвоню и все улажу.

Юля, стуча зубами от нечеловеческого холода, в данный момент представляла собой ледышку. Не хватало только, чтобы две небольшие сосульки свисали из ноздрей, хотя до этого было недалеко. Вот уже битый час кареглазая тряслась на ветру вместе со своей подругой Таней. Родители зеленоглазой либо прогадали со временем, либо были похищены пришельцами, либо были восприняты драконами как еда, либо что-то еще. Юля успела перебрать в своей ледяной черепной коробке все возможные и невозможные варианты.

Сейчас же Таня старалась дозвониться хоть до кого-нибудь из родителей, дабы спросить, где их арбуз носит. Сперва ни один из родителей не брал трубку, потом оба мобильных телефона были недоступны, и лишь спустя какое-то время трубку подняла мама. О чем-то поговорив, покричав, поизвинявшись с мамой, Таня, грея озябшие кисти, подошла к Юле с виноватым видом:

— Слушай, они только через минут тридцать прибудут… Может, пойдешь в общежитие? Зачем ты со мной тут стоять будешь? Холодно же, а я не хочу, чтобы ты заболела.

— Да ладно, — деревянным голосом произнесла Юля. У девушки зуб на зуб не попадал, так что слова, а уж тем более словосочетания и фразы давались с большим трудом.

— Что… что ты делаешь?

— Я пытаюсь есть.

— Ты пытаешься есть мороженое? — саркастически хмыкнула Таня. — Тебе же холодно.

— Черт! Упало! Я уронила мой любимый пломбирчик! — заголосила Юля.

— Отлично.

— Что тут отличного?

— А вдруг это судьба? Ты уронила то, чем могла подавиться. Так что радуйся. Да и слава богу, что уронила. Я бы все равно забрала у тебя его.

— Жестокая! — буркнула кареглазая.

— Ну, не сердись. Хочешь, я тебе что-нибудь расскажу? — улыбнулась девушка. — Понимаю, что это не загладит моей вины перед тобой, ведь я же уезжаю. А видеть тебя такой грустной и подавленной я просто не могу. Сердце разрывается.

— Кто грустный? Кто подавленный? — вновь забубнила Юля. — Да я счастливее всех счастливых! Посмотри на меня!

И с этими словами девушка подскочила чуть ли не на метр, забегала вокруг Тани, стала выкрикивать самые разнообразные слова — со стороны это выглядело так, будто кареглазая вызывает демона — и дурачиться, как она это обычно делала, вот только радость была липовая, движения скованные, да и сама Юля выглядела так, словно к ее рукам и ногам привязали ниточки, и теперь за них водят.

Таня, которая больше не могла смотреть на то, как мучает себя Юля, заставляя себя усиленно радоваться и работать в автономном режиме, резко остановила девушку и, притянув к себе, крепко-крепко обняла. Первый раз за последний год у кареглазой на глаза навернулись настоящие слезы. В глазах тотчас же противно и горячо защипало, но, прикусив нижнюю губу, девушка подавила рыдания, так что Таня, обнимавшая девушку, ничего не заметила, а когда Юля вытирала глаза, то подумала, что она это от ветра.

— Спасибо тебе, Друг. С самой-самой большой буквы… — шепотом произнесла кареглазая, чтобы не выдать свои чувства. Девушка не любила плакать на людях.

— Чудо ты… — улыбнулась Таня и, потрепав подругу по взлохмаченным ветром волосам, добавила, посмотрев в сторону: — Могу я спросить?

— Да. Ты — что угодно.

— Тебе ведь… нравится Марина, да? — как зеленоглазая ни старалась, а интонация все равно подкачала.

Однако Юля обратила больше внимания непосредственно на сам вопрос, нежели на интонацию и голос девушки. Понятное дело, что были люди, которые догадывались о чувствах Юли, но никому прямо кареглазая это не говорила. И вот настал тот день, когда правда должна была выплыть наружу. И не потому, что так было нужно, а потому, что уж кто-кто, а Таня имела право знать об этом — не из-за того, что стала Юле лучшей подругой, хотя и это сыграло свою роль, а из-за того, что зеленоглазая рассказала потом девушке.