Неизв. - Так было суждено

— Хочешь поговорить о погоде? — улыбнулась Марина.

Голубоглазая остановилась посреди улицы. Светловолосая еще прошла пару шагов, пока не заметила, что ее собеседницы уже нет рядом. Удивленно обернувшись, девушка уперла руки в бока и приняла вид а-ля «грозная мамочка». Шмыгнув носом, голубоглазая поправила очки и, не двигаясь с места, тихо, но так, чтобы смогла услышать Марина, спокойным, но как будто отстраненным и неживым голосом произнесла:

— Я в этой жизни прочитала много книг. От поэзии до прозы. От миниатюр до многотомных романов. Там были и любовь, и ненависть, и дружба, и предательство, и ревность, и верность… В общем, чего там только не было. Каждая книга — целый новый мир. Каждый персонаж — тоже целый мир. И, погружаясь с головой в эти миры, я находила ответы на многочисленные вопросы, что-то узнавала для себя заранее, открывала новое, смогла рассмотреть свои собственные ошибки. Я узнала поразительно много. Но одно дело читать о чем-то — неважно, понимаешь ли ты полностью, что чувствует герой или нет, главное, что общее представление ты о чем-то имеешь, — а другое дело попадать в такую же ситуацию. И, знаешь, раньше мне казалось, что так просто забыть какого-то человека или же желать ему счастья, быть верным другом, в то время как его или ее избранник или избранница сейчас рядом с любимым тобой человеком. Понимаешь, все оказалось очень трудно. Трудно простить. Трудно принять. Трудно не ревновать. До боли трудно.

Голубоглазая говорила все это спокойным размеренным голосом, который не дрогнул ни разу. Голубые глаза ни разу не оторвались от серо-зеленых — Ира ни разу не мотнула головой, она вообще не шевелилась. И прежде, чем Марина уже приготовилась что-то сказать, голубоглазая продолжила:

— У нас с тобой совершенно разные ситуации. Но только теперь я понимаю, как долго ты страдала. И не просто понимаю. Я могу это чувствовать. А сейчас, — тут была сделана небольшая пауза, — я не знаю, как пересилить все то, что живет в моей груди, что хочет вырваться на волю, что хочет кричать, бежать, может, даже крушить и ломать. Самое ужасное то, что она рядом. Я вижу ее каждый день. Марина, понимаешь? — все-таки голос предательски дрогнул. — Не только в школе. Я вижу ее во снах. Именно поэтому я бегу от них. Я вижу ее в отражениях каждого предмета… Да что там! Я вижу ее везде, потому что она многогранна. Она сочетает в себе столько благородного, прекрасного, чистого и неоскверненного… Мне даже стыдно допустить хоть малейшую вероятность того, что кто-то до нее дотронется. Она же ангел… А с Яной… — голубоглазая отвела в сторону глаза и посмотрела на парк, который уже постепенно накрывал грязный облаками купол ночи.

Марина с невыразимой грустью смотрела на Иру. Подойдя ближе, она уже подняла руку, чтобы обнять Иру, дабы позволить голубоглазой понять, что она не одна в этом мире, что у нее всегда будет поддержка, что светловолосая ее не бросит, да только Ира резко и предупреждающе подняла руку, этим самым внезапным жестом останавливая светловолосую.

— Пожалуйста, дослушай. Просто дослушай, — так и не повернув головы обратно, твердо, но вместе с тем и просяще произнесла Ира. — Пожалуйста…

— Конечно, — мягко отозвалась Марина.

— Я не прошу для себя ничего. Я не требую ни от кого ничего. Я просто хочу, чтобы она была счастлива. Но это такое колючее и раздирающее желание… Неужели даже от желаний бывает больно? Причем настолько, что кажется, желание реально и осязаемо. Скажи, что это грызет изнутри? Я ведь… Я ведь…

— Тш-ш… — тихо произнесла Марина и теперь позволила рукам притянуть девушку к себе.

Ира не сопротивлялась — скорее, просто доверилась рукам светловолосой. Так они и стояли несколько минут, овеваемые пронизывающим ветром и воспоминаниями о чувствах.

Голубоглазая не плакала. Ни один кристаллик слез не скатился по щеке Иры, не проложил мокрую дорожку последующим слезам. Глаза были сухие, красные и полные боли. Только сейчас, только в эти минуты Ира позволила себе не скрывать того, что было схоронено за выстроенными много времени назад стенками. И Марина прекрасно это понимала. Понимала, как никто другой. Объятия говорят больше, чем слова сожаления, жалости или сочувствия. Тишину нарушало лишь размеренное дыхание, загробный гул ветра и далекий шум прибоя.

— Слышишь? — тихо спросила голубоглазая.

— М? — отозвалась Марина.

— Рядом с нами проходят мгновения. Забавная вещь, которую придумали люди. Одни считают, что время лечит, другие — что учит. Я же вообще не верю во время. Есть только миг. Все, что было до и будет после… Они далеки, хотя находятся рядом. Прошлое уже было. Оно потому и прошлое, что прошло. И больше не вернется. А будущее никогда не наступит. Оно закрыто.