Златан огорчениях. - Я — Златан

Он так ничего и не заметил. Пиво было повсюду — на столе, на полках, и я часто собирал пустые банки в большой пластиковый пакет для мусора и шел их сдавать. За банку можно было выручить 50 эре. Иногда набиралось на 50 или даже 100 крон (т. е. 100 или 200 банок — прим. пер.). Банок было много, и я оставался доволен полученной наличностью. При этом ситуация дома не улучша- лась, и, как и все дети в схожих условиях, я научился улавливать настроение отца. Я точно знал, когда можно с ним разговаривать. На следующий день после попойки было самое оно. Через день — уже сложнее. В отдельных случаях он мог зажечься, как фитиль. В другой раз он мог быть невероятно щедрым. Например, просто так — взять, да и отдать мне пятьсот крон. В те времена я соби- рал карточки с футболистами. Покупаешь жвачку — получаешь три карточки в маленьком пакетике. «Ну, кто же достанется мне на этот раз?», — гадал я. Может, Марадона? И часто бывал разо- на и гостеприимна. Но когда я направился в ванную, она в панике остановила меня, прокричав: «Нет, нет!». А затем протиснулась в дверь и начала судорожно что-то переставлять. Естественно, я по- чувствовал что-то неладное. Здесь таился какой-то секрет. И по- добное происходило не однажды, но многое держалось от меня в тайне, и я продолжал заниматься своими делами — велосипедами и футболом, а также мечтал стать похожим на Брюса Ли и Мухам- меда Али, моих кумиров.

Еше в бывшей Югославии у моего отца был старший брат. Его полное имя было Сабахудин, но все звали его Сапко (моего стар- шего сводного брата назвали в его честь). Сабахудин был боксером, настоящим талантом. Он выступал за боксерский клуб «Раднички» из Kparyeваца, стал в его составе чемпионом Югославии и был при- влечен в национальную сборную. Но в 1967 году, когда парню было всего двадцать три и он только что женился, Сабахудин утонул в реке Неретва. Там были коварные течения, и, по всей видимости, у него возникли проблемы с сердцем или с легкими. Течением его затянуло вглубь, и он захлебнулся. Можете себе представить, ка- ким ударом это стало для семьи?! После того трагического случая мой отец стал настоящим фанатом бокса и единоборств. Он собрал видеозаписи боев, не только с участием покойного Сабахудина, но и великих Али, Формена и Тайсона. Кроме того, на этих старых записях были все трюки Брюса Ли и Джекки Чана.

Именно эти пленки мы и просматривали, когда собирались у телевизора. Шведское телевидение было отстоем. У нас оно не пользовалось авторитетом. Мы жили в совершенно другом мире. Впервые я посмотрел шведский фильм уже в двадцатилетием возрасте, а о шведских героях или спортсменах (вроде Ингемара Стенмарка и ему подобных) и понятия малейшего не имел. Зато я знал, кто такой Али! Вот это была легенда! Он делал то, что считал нужным, невзирая на мнения людей. Он никогда не извинялся, и это я навсегда запомнил. И решил: это мое. Вот кто был по- настоящему крут. Этот парень гнул свою линию. И это был при- мер для подражания, так что я взял на вооружение какие-то вещи, типа — я круче всех. В Русенгорде нужно было держаться уверен- но: если вы слышали у себя за спиной какую-либо гадость (самы- ми худшими для парня считались прозвища, связанные с женской анатомией), то уже не имели права отступать.

И все же, несмотря на суровые нравы, стычки между нами были редкими. Не надо забывать, что Русенгорд был один против он сидел перед телеэкраном в ожидании новостей или телефон- ного звонка с родины. Война полностью поглощала его, и он стал одержимым просмотром новостей. Он сидел один, пил и скорбел, слушая свою юго-музыку, а я старался уйти на улицу или в гости к матери. Там был иной мир.

Если дома у отца были только мы вдвоем, то у матери все напо- минало балаган. Приходили и уходили какие-то люди, раздавались громкие голоса и хлопали двери. Моя мать переехала на пять эта- жей выше в том же доме по адресу: улица Кронман, дом 5а. Этажом выше жила уже упоминавшаяся мной тетя Ханифа, или Ханна, как я ее звал. Я, Кеки и Санела были очень близки. Мы прекрасно понимали друг друга. Но и дома у матери не обошлось без ложки дегтя, если не сказать покрепче. Одна из моих сводных сестер все глубже увязала в наркотическом болоте, и мать уже шарахалась от каждого телефонного звонка или непрошеного гостя на пороге. «Нет, нет, нет, — произносила мать примерно следующее, — мало у нас было неприятностей?! Что теперь? Она уже повзрослела и взя- лась за ум, и категорически против любых наркотиков». Некоторое время спустя после этого разговора она подзывает меня с ошара- шенным видом со словами: «Там, в холодильнике, наркотики!». Я тоже завожусь: «О Боже, наркотики!». Вспоминаю ее реплику («Никогда больше») и подзываю Кеки с гневными словами: «Ка- кого черта в мамином холодильнике делают наркотики?». Он не понимает, о чем я, и пожимает плечами. И тут выясняется, что она имела в виду снюс (шведский жевательный табак — прим. пер.).