Анас Згхиб - Конец советского человека

Воображаемое будущее

Понимать друг друга и смотреть на события тридцатилетней давности необходимо прежде всего для того, чтобы знать, что будет с обществом в будущем. Нынешнее общество предполагает, что оно достигло высшей точки своего развития. Современное российское общество считает, что дальше все будет либо так же, либо в том же ключе, но гораздо лучше. Когда людям задают вопросы о том, чего они ожидают в ближайшие десять лет, они отвечают, что ожидают, что в ближайшие десять лет все будет ровно так, как сейчас, чуть лучше или чуть хуже, но в целом ничего не изменится. Люди сами не способны прогнозировать изменения, которые будут происходить с ними на протяжении 10 лет.

Тем не менее надо заметить, что эти изменения могут быть разительны даже на протяжении одного поколения. Те люди, которые ходили в красных галстуках, которые присягали на верность Сталину, которые восхищались полетом Гагарина и хотели быть космонавтами, затем построили рыночную экономику. Нынешние люди, какими бы они ни были, будут строить новое общество. Нам необходимо знать, что это за люди, нам необходимо знать, кто мы такие, хотя бы для того, чтобы понимать, на что мы способны.

1-часть. От коллективизма – к солидарности.

Кто такой я? Кто такие мы? Вопрос, с которого начинается практически любое общество. Советский человек перестал быть советским человеком, утратил понимание того, где нужно узнавать ответ на этот вопрос. Известно, что у всякого советского человека с 1918 по 1991 год был специальный печатный орган, в котором можно было узнать текущий ответ на этот вопрос, – это газета «Правда».

У меня в руках номер газеты «Правда» за 2 ноября 1989 года, четверг. Из этого номера уже понятно, в каком ужасном состоянии находился советский человек в последние годы своего существования: «На одной из зарубежных фирм мне подарили фотографию, плакат», – пишет корреспондент. И понятно, что человек побывал за пределами страны, он уже знает слово «фирма».

Переворачиваем страницу и видим здесь фамилии, которые в газете «Правда» не могли появиться еще пять лет назад ни под каким видом: Сталин, Зиновьев, Коллонтай, Раскольников. Еще не пала берлинская стена, и Горбачев еще встречается с руководителем ГДР. С другой стороны, неофициальная встреча Горбачева и Джорджа Буша состоится на советском и американском военных кораблях в морском пространстве около Мальты, а еще сверху написано: «Совещание в ЦК КПСС».

Где здесь «я» и где здесь «мы», понять уже совершенно невозможно. Единство разрушено. И так будет продолжаться еще два года, пока наконец газета «Правда» не превратится в то, чем она была до 1917 года, – то есть орган партийной печати одной из не самых распространенных политических организаций на территории большой страны.

Конечно, советское общество – это прежде всего вопрос о том, где граница между «я» и «мы». Вопрос о том, в какой степени человек должен подчиняться идеям коллективизма, разделять эти идеи, идти за коллективом, а в каком он должен оставлять пространство для себя и реализовываться сам. Ни в одном обществе мира так вопрос не ставился со времен египетских пирамид. Ни одна крупная страна в мире не была на протяжении 70 лет занята этим вопросом в качестве основного.

В 10-х годах ХХ столетия Россия, как и Европа, как и значительная часть остального мира, заболела социал-демократией, вопросами социального равенства. У России были все шансы построить обычное для Европы социал-демократическое государство. Вместо этого вопрос был поставлен совсем по-другому. Был поставлен вопрос о возможности создания нового человека, который будет радикально более коллективистичен и гораздо менее индивидуалистичен.

«Единица – ноль, голос единицы – вздор, голос единицы меньше писка» – это лозунг Владимира Маяковского, который висел над советским общественным институтом, написанный невидимыми буквами. Эту цитату знали все.

Мало того, не следует недооценивать тот объем душевной и интеллектуальной работы, который советские люди вкладывали в реализацию этих принципов. Сейчас нам может показаться, что советские люди на самом деле насмешливо относились к идеям коллективизма, к марксистской идеологии, что они не верили в коммунизм.

В какие-то моменты и для больших общественных групп это было ровно так. И существовали, наверное, целые отрезки в несколько лет, когда, видимо, большинство населения относилось к официальной коллективистской идеологии скептически, спорно или даже презрительно.