Маурицио Вироли - Свобода слуг

Основа существования двора – это услужение. Тот же самый Бальдассаре Кастильоне, автор наиболее влиятельного труда на эту тему, подчеркивает, что придворный должен быть «принужден и верен тому, кому он служит» [26]. Несколько лет спустя другой автор еще лучше определил характер придворной службы: «Польза порождает любовь у того, кто служит, / И из служения он пользу извлекает, / Принужденный верно служить» [27]. Служить можно ради чести или ради долга или по какой-то иной причине, но служить – это всегда прислуживать, следовать за господином и пытаться максимально с ним слиться. Идеальный слуга – тот, кто оставляет свою собственную душу ради того, чтобы принять в себя душу своего господина, а двор – это собрание людей, объединившихся для того, чтобы преследовать одну и ту же цель служения: «Будет так, что едва только хозяин откроет рот, как проворный секретарь уже мыслью своей проник в то, на что тот собрался указать». Таким образом, придворный должен «облекаться в чувства своего хозяина» и жить его умом [28].

Одно дело служить господину, другое, и об этом стоит напомнить, – служить Республике. Те, кто писали о дворе и придворных, хорошо это знали. В диалоге «Мальпильо, или о дворе» Торквато Тассо вкладывает в уста Чужака-неаполитанца, который выражает его собственные идеи, слова о том, что поскольку «республика – это не двор», то в одной и в другом ищут совершенно разные почести. Один из участников диалога замечает: «В республиках служат и властвуют поровну: поэтому те, кто занимает более низкую должность, следуют приказам сначала, и порой те, кто в начале командовал, позднее подчиняются, а те, кто сначала подчинялся, в конце командуют равными: более того, те, кто поднимаются до должности высших сановников, сами становятся слугами закона». Поэтому, по замечанию Чужака-неаполитанца, служение республике – это нечто иное, чем служение при дворе: «Одно зовется скорее свободой, хотя и имеет некоторое сходство со службой; другое называется службой, хотя многими действиями демонстрирует величие княжества» [29].

Какими бы разными и враждебными друг другу ни были придворные, двор сам по себе является единым целым и способен транслировать свои модели поведения вплоть до самых отдаленных уголков страны, как паук в центре паутины. Если он двинется, то все начнет двигаться [30]. Поведение придворных, писал Элиас Канетти, «заразительно действует на остальных подданных» и то, что придворные «делают всегда, остальные должны осуществлять время от времени». Люди, которые образуют двор, «имеют совершенно разные функции и сильно отличаются друг от друга. Но для всех остальных они именно как придворные в чем-то равны и образуют единство, излучающее равный для всех смысл» [31]. Властитель и придворные – это образцы для подражания. «Жизнь властителя, – напоминает нам все тот же Кастильоне, – закон и учитель граждан, и от его обычаев зависят все остальные» [32].

Двор – это театр учтивости и развлечений [33]. Исторически он возник и познал моменты своего наивысшего расцвета в княжествах, монархиях и империях, где князь, король или император стояли надо всем и в центре всего по признанному и освященному праву Существуют, однако, примеры придворной системы и при республиканских режимах или по крайней мере в тени республиканских институтов и конституций. Самый известный прецедент создали Медичи во Флоренции в 1512 г. Когда они вернулись благодаря поддержке папских солдат и угрозой оружия добились огромной власти, потомки Козимо Старого и Лоренцо Великолепного провели реформы, которые существенным образом изменили структуру политической власти, сохранив лишь видимость республиканских институтов. Но Флоренция, несмотря на институциональные изменения, оставалась республикой. Медичи всего лишь были гражданами, гораздо более могущественными, чем все остальные, в силу своего богатства и международных связей, особенно с римским двором. Настоящее изменение, однако, претерпевают нравы. Республике требовались граждане; режиму Медичи – придворные, и он принялся за искоренение из умов и душ флорентийцев гражданского образа жизни и обучение их придворной жизни [34].

Если кто и смог понять, как придворная система сохраняется в тени республиканских институтов, так это Макиавелли в своем объяснении того, что есть два способа получить власть в республике – публичный и приватный. Публичный состоит в том, чтобы «давать хорошие советы и еще лучше действовать для общей пользы и тем самым заслужить авторитет», приватный – в том, чтобы «оказывать благодеяния тем или иным частным лицам, давая им в долг, устраивая браки их дочерей, защищая их от должностных лиц и предлагая им другие неофициальные услуги, благодаря которым людей можно привлечь на свою сторону и, обзаведясь их расположением, смелее развращать граждан и преступать законы». «Поэтому в правильно устроенной республике, – заключает Макиавелли, – открытой должна быть дорога для тех, кто добивается успеха публично, и закрытой перед теми, кто ищет его окольными путями» [35].