Маурицио де Джованни: Боль

На перекрестке между храмом Святой Терезы и Музеем стоял мертвый мальчик и смотрел на двух живых мальчиков, которые, сидя на земле, играли в путешествие по Италии с помощью шариков. Он глядел на них и повторял: «Я спущусь? Смогу спуститься?» Мужчина без шляпы, еще не видя мертвого мальчика, ощутил его присутствие рядом. И уже знал, что левая сторона тела – первое, на что упадет его взгляд, – у ребенка цела, но с правой стороны череп размозжен ударом, плечо вдавилось в грудную клетку и проломило ее, таз закручен вокруг сломанного позвоночника.

В этот ранний утренний час среды многоэтажный дом на углу отбрасывал на улицу полосу холодной тени. Мужчина знал, что на третьем этаже заперт на засов маленький балкон, а на низкой решетке, ограждающей его, висит черный траурный флаг. Он мог лишь догадываться о том, как больно и горько молодой матери, которая, в отличие от него, больше никогда не увидит своего сына. «Так лучше для нее, меньше мучений. Он весь переломан», – подумал мужчина.

Когда он проходил мимо умершего ребенка, тот, наполовину скрытый тенью, поднял взгляд и спросил:

– Я спущусь? Смогу спуститься?

Прыжок с третьего этажа, и на мгновение ослепительная вспышка боли.

Мужчина опустил глаза и ускорил шаг.

Когда он проходил мимо живых мальчиков, они по-прежнему с серьезным видом играли в путешествие по Италии. «Бедные дети!» – подумал он.

Мужчину без шляпы звали Луиджи-Альфредо Ричарди. Он служил комиссаром в мобильном отряде уголовной полиции округа Реджиа в Неаполе. Ему исполнилось тридцать один год, и, значит, он был ровесником своего века. Девять лет он прожил при фашизме.

Случилось все это четвертью века раньше, июльским утром, в Фортино, в провинции Салерно. Луиджи-Альфредо был единственным сыном барона Ричарди ди Маломонте. Отца своего он не помнил, барон умер очень молодым. Мать Луиджи-Альфредо, у которой были до крайности расшатаны нервы, постоянно болела и умерла в лечебнице, когда он учился в иезуитском колледже. Его память навсегда запечатлела, какой он увидел ее в последний раз: смуглая и, в тридцать восемь лет совсем седая, с лихорадочным блеском в глазах. Худая и маленькая, в слишком большой для нее кровати.

Однако именно это июльское утро полностью изменило жизнь маленького Луиджи-Альфредо. Он нашел тогда кусок дерева. В сознании ребенка мгновенно ожили рассказы управляющего Марио, и деревяшка превратилась в саблю Сандокана, Малайского Тигра. Марио горячо любил романы Сальгари, и мальчик часами напролет мог слушать его, широко раскрыв глаза и затаив дыхание. С таким оружием в руке никакие дикие звери и свирепые враги не страшны, но он хотел в джунгли. Ко двору примыкал маленький виноградник, и мальчик решил отправиться туда. Ему нравилась тень от больших виноградных листьев, неожиданная прохлада, жужжание насекомых. Маленький Сандокан, которого сабля в руке сделала дерзким, шагнул в темноту под лозами и стал крадучись пробираться по своему воображаемому лесу. Цикады и шершни в его игре превратились в разноцветных попугаев, и он почти слышал их зазывные крики.

Ящерица побежала в проходе между лозами, оставляя за собой след на гравии. Мальчик погнался за ней, немного пригнувшись и высунув кончик языка. Его зеленые глаза сосредоточенно смотрели вперед. Ящерица скользнула в сторону.

Мальчик сел на землю под лозой и тут в полутени увидел мужчину, будто укрывавшегося от свирепого июльского зноя. Тот сидел, опустив голову, руки, упавшие вдоль тела, касались ладонями земли. Могло показаться, что он спит, если бы не слишком прямая спина и вытянутые на гравии ноги, поза не характерная для спящего. Одежда, уместная для зимы – шерстяной жилет, фланелевая блуза без воротника и тяжелые штаны из толстого холста, подвязанные на поясе веревкой, – свидетельствовала о том, что мужчина поденщик. Маленький Сандокан, сжимая в руке свою саблю, отметил эти подробности в памяти, но не сообразил, что человек одет не по сезону.

А потом он увидел рукоятку ножа для обрезки деревьев, торчавшую с левой стороны из груди поденщика, словно ветка из ствола дерева. Темная жидкость пропитала блузу и капала на землю. Уже натекла маленькая лужица, Малайский Тигр хорошо видел ее даже в тени лозы. Там же чуть дальше он заметил ящерицу. Она замерла, глядя на мальчика, будто разочарованная тем, что он прекратил погоню.