Коллектив авторов - Альманах «Крылья». Взмах одиннадцатый

Поленья веков догорят. Поколенья
уносит в бездонную вечность река.
Воздета рука. Проповедовал Ленин
Нагорную проповедь с броневика
вам, нищие духом, вам, нищие телом.
Свободному – воля, спасённому – рай
вдали наобещаны словом. А дело
пребудет условно. Тогда через край
польются богатства всемерным потоком.
И будет у каждого хлеб и вино,
И будет у каждого счастье без срока.
Другого никак никому не дано.
Уходят века, подогнувши колени.
А в них поколенья одно за другим
сколочены прочно из страха и лени.
Но важно, что каждый себе господин.
Остались желаньем благие желанья.
Остались благими желания благ.
Для каждой эпохи свои ожиданья,
Для каждой эпохи в запасе ГУЛАГ.

Мандельштамовский век-волкодав
разрывает аорты и вены.
Перемазав кровавою пеной
перепонки, Осанну воздав,
измочив ядовитой слюной,
разгрызает обмякшее тело.
А оно к небу смело летело,
но к земле притянулось. Иной
принимает асфальта икра
обнажённую сущность поэта.
Не дождаться от века ответа.
С волкодавом смертельна игра.
В Москва-швейный пиджак завернуть
Не получится век двадцать первый.
И в него перекрашенной стервой
Перешла волкодавная суть.
Не святой, не благой этот век.
Он не чище, не слаще. Пророчит
То, что было в веках. Мироточит
всё по-прежнему кровь из-под век.

Взгляд оторван от злого зрачка.
Каждый стебель замечен и выслежен.
Степь дрожит от любого толчка.
След столетий подковами выглажен.
Взвизгнет зябко собачье нутро,
Слюни с дёсен о травы осклизлые
Звонко звякают. Утро остро
Колет пикой поднебие сизое.
Наши женщины, наши стада
Не останутся больше голодными.
Нам беда – лебеда да вода —
Были посланы в степь. Чужеродными
Стали те, кто принёс нам войну.
В сёдлах больше они не качаются.
Выпьем чару ещё не одну.
Войны всё же когда-то кончаются.
Наши травы кому-то горьки,
Но они под ордынцев не стелятся.
Правой верой крепки степняки.
С дедов-прадедов в лучшее верится.

Я не смог в этом мире безумном и вечном явиться.
Я понять не успел: этот мир так хорош или плох.
Мне никто не сказал, что случайность когда-то случится.
По каким неотложным делам отлучиться мог Бог?
Ничего не сумел: так мгновения вечности быстры.
Парень-снайпер успел навести на меня свой прицел,
Но ещё не успел наиграться во взрослые игры.
Он в засаде в кустах при дороге и ловок, и смел.
Парень-снайпер постарше меня лет, пожалуй, на тридцать
Будет жить дальше-дольше. Наверное, счастливо жить.
Я ему, может быть, или, может не быть, буду сниться —
Нерождённый. Убитый. И не перешедший межи.
Моя кровь вытекала не в травы, не в пыль и не в землю.
Моя кровь потекла в материнскую тёплую плоть.
Но успел осознать, эту истину еле приемля:
Легковесною пулей легко нас двоих проколоть.
Защити, сохрани меня, мамочка, тонкостью кожи,
Белоснежной рукой пулю-смерть от меня отведи.
Ты ведь мама моя, ты ведь многое-многое сможешь,
Если сделаешь главное – сможешь меня ты родить.
В пограничье миров между тьмой не рожденья и светом
Обретения жизни застыл и остался навек
Не дошедший до вас и погибший за день до рожденья.
Неуспевший. Неставший. Но всё же уже человек.

Осталось только радоваться лету,
огню звезды и пенью разных птиц,
пока по кругу кружится планета,
согретая лучами добрых лиц.

Родной земли берёзовые дали.
Течёт родник, умоюсь и напьюсь.
Эй! Кто там? Пётр или Сталин
штурвал трясет подлодки «Русь»?

Так душно мне. Не буду спать в квартире,
а завернусь в росистую траву.
Лети душа, лети на все четыре.
Трясись штурвал, я как-то проживу.