Конечно, при наличии определенного количества денег можно снимать хороший дом с удобной обстановкой и прочим обычным западным комфортом. Но большинству русских, особенно в Европе, платят не слишком много. Приходится экономить, снимать квартиру подешевле, обзаводиться дешевой утварью, чтобы через год ее выкидывать и в следующий раз начинать все сначала. Никого ведь особо не волнует, как и где ты устраиваешься.
Так вот, после очередного «пожара» супруга сказала мне, что больше не может жить «как на вокзале» и надо основаться на одном месте — либо там, либо здесь. Я выбрал «здесь», то есть в России, и совсем не уверен, что поступил правильно. Просто меня сильно тянет наша языковая стихия. В одной из эмигрантских газет Берлина я вычитал эпиграф «Наша Родина — русский язык» — полностью под ним подписываюсь. А так ли у других — из тех, кто уехал?
Язык не поворачивается сказать про них «навсегда», да и сами они за редким исключением никогда не говорят о себе, что уехали безвозвратно. Примеров у меня много, причем из самого ближайшего окружения — с кем учился, с кем работал. Трое в Канаде, четверо в США, двое в Англии, один в Австралии, двое в Германии, двое во Франции, трое в Италии, один в Норвегии. Все занимаются физикой элементарных частиц. Я встречаюсь с ними на конференциях, обмениваюсь письмами по компьютеру. Никто из них не стал канадцем или американцем. Все очень живо интересуются, как там дела в Москве, в институте. Я вижу, что им не хватает прежнего общения, прежних компаний, но шансов на то, что они вернутся, практически нет. Они не стали тамошними гражданами, но их дети — станут, в этом нет сомнений. Ребята ко всему привыкают гораздо быстрее. Я сам наблюдал, как двое моих детей за полтора года в немецкой школе полностью адаптировались и прекрасно там существовали.
Товарищи, о которых я говорю,— цвет российской фундаментальной науки. Один перед поступлением в институт занял первое место на международной физической олимпиаде, а двое других поделили второе — там они и подружились. Двое защитили кандидатскую диссертацию всего через год после окончания института, один стал доктором наук в 28 лет. У всех десятки публикаций, выступлений на конференциях, обзоров, лекций, докладов. Это просто беда для нашей науки, что они там, а не здесь. Конечно, хорошо, что они полноценно работают и создают новое знание, ведь еще Чехов говорил, что не может быть национальной таблицы умножения. Но все же мне жаль, что они, говоря высоким стилем, не прибавляют своим трудом славы отечеству, в котором мне чем дальше, тем больше хочется жить. Нет-нет, я не брошу ни тени упрека в их адрес, это просто сожаления личностного характера.
Но я опять-таки не об этом. Просто задумался как-то, что если число моих приятелей за границей исчисляется десятками, то сколько же всего там граждан бывшего СНГ? Получается много. Создается какая-то новая общность — бывшие советские ученые, работающие за границей. И возникает она не на пустом месте, а потому что была общностью и в нашей стране. Причем пока дела развиваются так, что надежды на нормализацию положения в отечественной науке и их возвращение тают с каждый днем. Прошла очередная волна эмиграции, на этот раз — естественным путем. И жизнь в эмиграции у новоявленных гастарбайтеров не всегда складывается хорошо и гладко.
Здесь есть четкая граница: за океаном — в Америке и Канаде — дела идут лучше. Старый Свет гораздо неохотней принимает «в себя» инородных граждан — здесь больше традиций, условностей. К примеру, в Германии тебе никогда не стать профессором. Я думаю, и в других европейских странах не легче, просто про Германию я знаю наверняка. Здесь тебе невероятно сложно купить дом, все наживается десятилетиями, а нам приходится начинать с нуля. Получается, что ты обрекаешь себя на очень приличную, но кочевую жизнь по квартирам. И, конечно, неизбежно начинаешь отдаляться от детей: они все прочнее входят в тамошнюю жизнь, а ты живешь воспоминаниями. У детей другие предметы в школе, другие сказки, другие физкультурные упражнения — ты очень мало чем можешь им помочь, разве что не пускать их в «ту» жизнь, но этого же делать нельзя. Гораздо труднее там, к примеру, начать заниматься музыкой — на Западе это более кастовое занятие, чем у нас. Там другие виды спорта, там не всегда бывает снег, и так далее, и тому подобное. В Италии вроде бы попроще, у итальянцев, по-моему, эмоции преобладают над расчетом, в этом они ближе к нам и легче нас понимают. В международных центрах типа Европейского центра ядерных исследований тоже приемлемо — там все визитеры и проблемы у всех похожие, на этом сходятся и волей-неволей поддерживают друг друга жители разных стран.
Читать дальше