Говорят, что побаивается медведь таких колотушек и грохотов. Да и не только говорят. Прежде чем пойти к Роману, познакомился я с пожилой женщиной, что до этого года работала на пасеке, которую теперь принял Роман. Рассказала она мне, как держали эту пасеку, как выкладывали с весны тряпочки с порохом, как попугивали медведя колотушками — и за все это время не сунулся к ним никакой зверь. И понял я, что Роман не сделал, как положено, заявки на свое хозяйство и допустил медведя, — словом, разбой произошел по вине человека. Закончила пожилая женщина свой рассказ так:
— А теперь что — медведя избаловали. Теперь только стрелять его. И все тут.
Хоть и уважал я эту старательную смелую женщину, но согласиться с ней не согласился, правда, и планы свои ей не открыл. Были у меня другие мысли. Вспоминал я свои встречи с медведями в архангельских и вологодских лесах, в Карелии, и верилось мне, что и алтайский мишка «поймет» меня, что удастся его урезонить, «уговорить», отвадить от пасеки.
Отдавал я себе отчет, конечно, в том, что наш «разговор» может быть трудным — ведь медведя уже избаловали. Как оно все обернется?.. Но хотелось мне верить, что есть у любого зверя «уважительность», что ли, к человеку, самому сильному существу на земле. И должен был я вернуть этому испорченному зверю его прежнюю «уважительность» к людям; должен был и здесь, где медведя многие побаивались, утвердиться в своих предположениях, как убедился когда-то в добродушии этого большого и сильного зверя в архангельской тайге.
Вот с такими мыслями и пошел я первый раз на пасеку ждать медведя, прихватив ружье, с десяток патронов шестнадцатого калибра, охотничий нож и собаку-лайку...
Вторая ночь
В первую ночь объясняться с медведем я не собирался. Сначала хотел выяснить все подробности его походов за медом, а главное, проверить расписание этих визитов.
Уже не раз слышал я, что у всех медвежьих походов на пасеку есть одно общее правило: зверь, разоривший улей и вдосталь наевшийся меда, заявится следующий раз только на третий день, то есть сможет обойтись без очередной порции сладкого почти двое суток. Откуда взялось такое правило, я не допытывался. Но подтвердили мне его люди пожилые, многое повидавшие в горах, а потому я не сомневался, что какая-то закономерность, какое-то расписание у зверей, действительно, существует.
В первую ночь на пасеке, судя по всему, я должен был ждать медведя, который разорил пчелиную семью две ночи тому назад, — он должен был уже проголодаться.
Моя первая вахта закончилась благополучно. Медведь объявился, бродил вокруг пасеки всю ночь, тревожил пса, но не показался и к утру ушел вверх по реке. Правило вроде бы подтверждалось. Утром я сдал пасеку Роману, а к вечеру снова был на месте.
Доверенная мне пасека была большой. Из окна избушки я мог видеть только часть ульев. Остальные загораживали от меня кусты черемухи, и, что делается около них, я мог узнать, только выбравшись из избушки и неслышно обойдя кусты... С какой стороны подойдет зверь? Откуда ждать его на этот раз?..
Я сидел за столиком у окна, стекло выставил и теперь мог слышать все, что делается вокруг.
Пес дремал. Солнце ушло за увал, и тайга сразу стихла. Тут же исчезли сороки и дрозды. В наступившей тишине услышал я возню мышей под кустом, куда пчеловод выбрасывал мусор. Под окном проскользнул быстрый зверек. Он появился, и пропал так скоро, что я не успел разобрать, кто это: ласка или горностай. Зверек шмыгнул к мусорной куче, и там немедленно стихли мыши.
Я допускал, что медведь может выйти на пасеку неслышно, появиться вдруг, как таежная тень. Если он выйдет к ульям перед избушкой, я увижу его. Если подойдет слева за кустами, со стороны омшаника, то кусты черемухи скроют зверя. Но я все равно услышу легкий удар — скребок когтей по крышке улья, услышу, как крышка стукнется о землю, как зверь станет вытряхивать из улья рамки с медом, и наконец, услышу фырканье, ворчание, чавканье — по-другому есть мед медведь пока не научился. Я должен был услышать медведя даже тогда, когда он не станет есть мед здесь, а, ухватив улей передними лапами, понесет его в кусты — и тут когти зверя обязательно хоть раз чиркнут по стенке улья, обязательно скользнут по дереву...
Тогда и собирался я неслышно выйти из избушки, тихо подойти к медведю, окликнуть его, обратить его внимание на себя, явиться перед занятым едой, сосредоточенным зверем вдруг и сразу после этого разрядить у него над головой ружье... Если я хоть как-то успел понять этого зверя, изучив его следы, его манеру подхода к пасеке, то мой план мог осуществиться — медведь должен был напугаться и надолго запомнить эту встречу.
Читать дальше
