Сколько таких вот медвежьих вечеров — ночей выпадало на мою долю в архангельских лесах! Сколько раз вот так вот ждал я встречи со зверем без оружия, уверенный в себе и верящий в добродушие животного. И постепенно родилось во мне это странно-спокойное чувство — зверь рядом...
...Потом на пасеке что-то изменилось — пес рыкнул, кинулся вперед, и сразу же за кустами треснул сучок. Это медведь, уже подошедший к пасеке, выжидавший, почуял неладное и, видимо, с большой неохотой повернул обратно в лес.
Вставало солнце, за легким утренним ветром, спустившимся с гор, потерялся голос Чернушки. Я дождался Романа, сдал ему пасеку в целости и сохранности и пошел домой. У Чернушки я остановился, умылся, напился свежей утренней воды и тут же на песке увидел след крупного тяжелого медведя. Зверь подошел сюда после того, как всю ночь держал нас в осаде, и теперь уходил вверх по реке, в горы.
С Романом я познакомился чуть ли не в день приезда на Алтай. Видел его пасеку, большую лесхозную, слышал рассказы пчеловода о медведях. Показал мне Роман и свежие следы хозяина Алтайских гор. Это были большие, тяжелые следы уверенного в своей силе медведя-самца, который вот уже несколько дней бродил возле пасеки и, казалось, ждал, когда пчеловод зазевается, чтобы утащить улей и всласть наесться раннелетнего меда.
Удобного случая зверю пришлось ждать недолго. Как-то Роман отлучился с пасеки, не был около пчел день и ночь, а наутро, вернувшись, обнаружил следы непрошеного визита. Недалеко от избушки один улей был перевернут, его крышка, снятая зверем, лежала в стороне, рамки с медом вытряхнуты на землю, и мед съеден вместе с сотами.
Уже одних этих следов было вполне достаточно, чтобы догадаться, кто именно хозяйничал на пасеке, но для пущей убедительности мишка оставил около самой избушки и свой помет.
Этот своеобразный «подарок» помог мне установить, что зверь кормится красной смородиной. Лето стояло сухое, горячее, внизу ягода вся сгорела, и смородина была теперь только высоко в горах у самых плешин снега. Выходило, что медведь держался в горах, жил там, собирал красную смородину, а в долину к пасеке спускался лишь на время, как на охоту, которую долго и старательно готовил.
Медвежий помет не только помог мне установить пути-дороги зверя, но и послужил для местных шутников поводом посмеяться над Романом. Шутка за шуткой — и узнал я, что ходит за Романом по здешним местам слава, которую не дай бог заслужить пчеловоду.
Четыре года тому назад принял Роман пасеку, но не эту, а другую. И тут же повадился к нему медведь. Он ходил к роману четыре года подряд и в конце концов уничтожил, разгромил почти все ульи. Охотиться за ним приезжали самые разные охотники. Но мишка, поднаторевший в разбое и за четыре года хорошо узнавший людей, обводил всех стрелков.
Ждали разбойного зверя тихо, не курили, не шевелились, но медведь точно угадывал. всякий раз, что его ждут, и с не меньшим терпением ожидал неподалеку, когда охотники, отчаявшись, уберутся с пасеки. Словом, эта долгая война-упорство окончилась тем, что скормил Роман пасеку медведю.
Скормить пасеку медведю — позор для пчеловода. Вот потому и пришел ко мне Роман с просьбой — помочь угомонить наглого зверя. Но я никак не мог вынести этому медведю смертный приговор только за то, что узнал он дорогу на пасеку. Я не винил зверя. Да разве можно винить ту же собаку, которую никогда ничему не учили, которой не объясняли, что можно, а что нельзя. Но собака сплоховала, проголодавшись и не дождавшись от хозяина пищи, стащила кусок хлеба. Таких дворняг почему-то принято бить чуть ли не смертным боем. Но, глядя, как «поучает» другой раз хозяин своего Тузика или Шарика, хочется взять точно такую же палку и отходить ею самого хозяина.
Так уж положено вести себя человеку, живущему рядом с животными — не бей лишний раз, а учи, заставляй, если уж и не уважать себя, то хотя бы побаиваться. И здесь, на Алтае, знают, как учить, как отваживать от пчел медведей...
Еще по весне, когда медведи первый раз появляются около пасек, настоящий пчеловод разводит в воде дымный черных порох, мочит в такой пороховой кашице кусочки материи и кладет эти тряпочки на крайние ульи. Наткнется медведь на подобное запашистое предупреждение и обойдет пасеку стороной. Правда, такой опыт со временем может подзабыться, сунется медведь к пчелам еще раз, но тут предупредит пчеловода собака. Выйдет человек на лай своего пса, выстрелит вверх раз-другой, поколотит тяжелым стальным болтом по старому чугунному котлу — и снова медведь, поняв предупреждение, уберется подобру-поздорову. Бывает и так — устраивает пчеловод вокруг пасеки самые разные грохоты и колотушки, подвешивает на проволоке банки с камнями, обрезки труб, мастерит громкие трещотки по ручью, что бежит мимо пасеки с гор — здесь уж вода за тебя грохочет. Придешь на такую пасеку — нет никого, а. вокруг что-то все время постукивает, поскрипывает.
Читать дальше
