С огромным интересом прочли в журнале «Вокруг света» репортаж об успешном завершении трансокеанского плавания отважных болгарских путешественников Дончо и Юлии Папазовых. Их опыт длительного автономного плавания, безусловно, является большим вкладом в те поиски наилучших средств спасения на водах, которые по самым разным направлениям ведутся во всем мире.
Летом прошлого года мы совершили с этой же целью плавание по Аральскому морю на маломерном гребно-парусном судне, конструкция которого разрабатывалась в течение 15 лет.
Главная идея, положенная в основу конструкции, — отказ от бортов. Как ни парадоксально, но ведь борт изначально был «изобретен» совсем не ради безопасности. Древние прекрасно понимали, что плот — несколько связанных между собой бревен — конструкция практически непотопляемая.
Но «плавсредства» древним нужны были не для туристских прогулок, а в первую очередь для торговли, перевозки грузов. Так на смену принципу «щепки» — лодки-долбленки, которая в общем-то затонуть не может, — пришли лодки с бортами, менее остойчивые, но могущие перевозить грузы. Чем больше товаров перевозит купец, тем выгоднее его поездка. Борт как бы становится щитом от окружающей стихии. Но продолжим сравнение, ведь чем больше щит, тем большее количество стрел могут попасть в него. Следовательно, этот щит надо укреплять, утяжелять. А чем крепче этот щит, тем все больше усилий требуется для того, чтобы «носить» его, то есть чем мощнее бортовой корабль, тем все больше гребцов или парусов он должен иметь.
С развитием мореплавания борт как бы «сросся» с самим понятием — корабль. Этот стереотип разбили первые плавания на плотах Тура Хейердала, Эрика Бишопа и других отважных путешественников. Но у плота есть один кардинальный, неустранимый недостаток — он лишен свободы маневра, он, действительно, что называется, «игрушка волн». Можно ли совместить остойчивость, непотопляемость плота с маневренностью шлюпки?
И снова на помощь пришел опыт древних мореходов. Ведь эти два принципа соединены в самой идее катамарана — шлюпки с балансиром.
Так и был создан семимаран — беспалубное гребно-парусное маломерное судно, состоящее из семи «щепок»-поплавков, расположенных в два яруса: четыре в нижнем, три в верхнем. Для чего нужна такая двухэтажность? На спокойной воде семимаран скользит на четырех нижних поплавках. А при большой волне «включается в работу» верхний ярус. Именно такая конструкция позволяет обойтись без борта и в то же время делает судно управляемым даже при семибалльном шторме.
Р. Ряйккенен, конструктор семимарана, руководитель экспедиции,
Д. Чернавский, старпом. Фото Ю. Устинова и Д. Чернавского
Первая ночь
Пасеки в Горном Алтае обычно стоят в стороне от поселений, и когда медведь особенно не допекает, пчеловод каждый вечер отбывает с пасеки домой.
Первую ночь на пасеке мне хотелось побыть одному. Роман, как мне показалось, с радостью принял мое предложение, запряг лошадь, попрощался и обещал с утра пораньше приехать обратно. Я спустил собаку с поводка, уселся на крылечко и стал ждать вечера...
Собака немного побегала по кустам, скоро вернулась и улеглась рядом, чутко насторожив уши. Приближался вечер, стихал лес, улетели от избушки дрозды, скрылись за кустами сороки, угомонились последние пчелы, и в наступившей вечерней тишине пришел ко мне голос горной речки Чернушки, пришел сначала издалека, а потом все ближе и ближе...
Наверное, уже сейчас по этой речке спускается с гор медведь, успевший познать, что громить ульи не так-то уж и страшно, — наверное, уже сейчас идет сюда ко мне зверь-грабитель, которому по закону людей полагается воздать должное. Хлестко щелкнет выстрел, свинец ударит зверя в бок, ближе к плечу, зверь рыкнет, коротко рванется в твою сторону, и если пуля пришлась точно по месту, то свалится на траву рядом с развороченным ульем. И тогда к зверю, ставшему уже добычей, можно подойти, потрогать его обмякшие лапы, тяжело приподнять большую голову, которая совсем недавно еще помнила, держала в памяти все лесные тропы, все ягодники, все горные луга и все то, что помогло этому крупному, заметному зверю удачно жить рядом с людьми...
На моих часах было половина одиннадцатого. Солнце уже ушло за горы, и на пасеку густо опускался сумрак летней ночи. Я не курил, почти не шевелился. Я ждал... Пес что-то услышал, поднял уши, насторожился и с глухим рыком двинулся через пасеку к кустам. У последнего улья собака остановилась, вздыбив на холке шерсть. Я пока ничего не слышал. Но медведь был где-то рядом — ни собака, ни мое предчувствие меня не обманывали.
Читать дальше
