Главный из беглецов, а это был матрос Конрад, что несложно понять из сопоставления альбановского дневника и записей самого Конрада, теперь должник штурмана, спасшего ему жизнь.
А до мыса Флора на острове Нордбрук — конечной цели похода — еще сто пятьдесят километров. Это был поистине марш смерти. Люди гибнут один за другим. Одни — от болезни (Эта болезнь, которая затронула почти всех членов экспедиции, долго представляла загадку. По нашей просьбе доктор медицинских наук, заведующая клиникой Института медицинской паразитологии и тропической медицины Н. Н. Озерецковская проанализировала «историю болезни» по записям судового журнала и дневнику Альбанова и высказала предположение, что члены экипажа умерли от трихинеллеза. Возбудителями этой болезни являются небольшие личинки. Они могут передаваться человеку вместе со съеденным мясом, например, белых медведей. Личинки размножаются, разносятся потоком крови по всему телу, внедряются в мышцы, разъедают стенки сердца и в тяжелых случаях приводят к инфарктам миокарда и параличам.), другие — исчезают без вести...
Наконец на мысе Флора, в хижине зимовавшей здесь когда-то английской экспедиции Джексона, где есть запас продовольствия, оказываются двое — Альбанов и Конрад. Страшный поход позади. Из одиннадцати человек, которые покинули «Св. Анну», девятерых отняла Арктика. Альбанов и Конрад в теплой хижине. Рядом — остатки снаряжения: «...компас, секстант... да две или три банки, из которых одна с почтой», — пишет Альбанов в своем дневнике. В мыслях штурман и матрос видят себя уже на Большой земле. Так неужели какие-то прошлые, далеко отодвинувшиеся события и дела смогут снова властно заявить о себе?
И снова в дневнике Альбанова возникает тема почты.
«Должен упомянуть об одном странном обстоятельстве, рисующем наше душевное состояние по прибытии на мыс Флора. В тот момент, как увидел я надписи Седова и две банки с почтой (это были записки заместителя начальника Седовской экспедиции Кушакова о местонахождении и положении экспедиции.— Примеч. авт.)... у меня мелькнула мысль, что в этом году должно прийти судно... Уверенность моя в этом была так велика, что я до прихода судна не вскрыл банок с почтой, которые были привязаны над большим домом (курсив Альбанова). Из писем, помещенных в них, я много узнал бы очень интересного для меня, и я уверен, что всякий на моем месте первым делом открыл бы эти банки. Мне странно и самому, почему я не открыл эти банки с почтой, которые для того и повешены, чтобы их открыли и прочли письма... И очень, может быть, хорошо сделал, что не прочел содержимого банок. Многое узнал бы я из этих писем неожиданного для себя...»
Есть упоминание о почте и в письме Альбанова, отправленном четвертого сентября 1914 года из Архангельска матери Брусилова. Но называет в нем Альбанов только пакет с выпиской и рапортом на имя начальника Гидрографического управления. И ни слова о письмах.
Имеется еще один, почти неизвестный дневник. Записки Конрада, хранящиеся в Музее Арктики и Антарктики в Ленинграде. Эта рукопись лишь воспроизводит схему движения ледовой партии во всем ее однообразии: «идем, отдыхаем, едим, спим». И ни единого слова о взаимоотношениях людей в партии, о жизни на шхуне, о том, как двое ушли в бега. И еще немаловажная деталь: дневник написан чернилами. Выходит, Конрад составлял его уже после возвращения из экспедиции по дневнику настоящему, походному, который вел, конечно же, карандашом. А вот этот дневник, должно быть, не сохранился...
Конрад был, а может быть, стал человеком молчаливым. Уклонялся от всех расспросов о подробностях дрейфа и ледового похода к земле. В Петрограде родственники Ерминии Жданко и Георгия Брусилова безуспешно пытались увидеться с ним, порасспросить о своих близких. Не единожды договаривались о встрече по телефону. Но в условленные места Конрад не являлся...
С родственниками Жданко и Брусилова охотно и подолгу беседовал Альбанов. О судьбе частных писем официально никто и не допытывался. Возможно, мало кому приходила мысль об их существовании. В выписке из судового журнала о письмах упоминалось одной фразой: «...остающиеся на судне деятельно готовят почту». Ни слова не сказал о письмах и Брусилов в рапорте.
Дневник Альбанова увидел свет в конце 1917 года, в бурное для России время, события которого, конечно, заслонили брусиловскую экспедицию. Только в тридцатые годы брат Георгия Брусилова Сергей Львович разыскал Конрада в Архангельске. И ничего более того, что было известно из альбановского дневника, не узнал.
Читать дальше