При египетской сухости и жаре кучи топлива на крышах тесно сгрудившихся домов всегда пожароопасны; каждый год огонь пожирает жилища феллахов в десятках деревень, приводя ко многим человеческим жертвам. Чаще жилища рушатся от ветхости или от редкого, но всегда грозного ливня. Срок жизни их — двадцать-тридцать лет. На месте разрушенного жилища феллахи тем же способом возводят новое, такое же, как старое, предпочитая не сносить развалины, а утрамбовывать их, делая повыше фундамент.
— Деревни в Египте сплошь состоят из новых домов,— сказал я однажды моему другу.
— Они сплошь состоят из старых,— возразил он.
Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись — оба были правы. Египетские деревни новые — постройкой и старые — планом, формой, характером. Жилище — прах — ил — новый дом — вечный круговорот бытия феллаха. Деревни — такой же памятник египетской цивилизации, как окультуренная, очеловеченная пойма Нила с ее полями, разбежавшимися рощами финиковых пальм, каналами, дамбами, плотинами. Осененные купами пальм, они привлекательны и живописны снаружи. И еще одна их особенность: от Александрии до Асуана они неотличимы одна от другой. И деревни и отдельные жилища лишены индивидуальности. Они часть целого, ячейка сот, выделяться чем-либо для них противоестественно. Лишь там, где живут копты, вместе с белыми минаретами мечетей — или вместо них — поднимаются колокольни церквей.
Но повидавший лучшую жизнь других стран феллах отнюдь не предпочитает мазанку каменному дому. Эмиграция и высокие заработки за рубежом все же меняют внешний облик деревни. Жилище состоятельных людей повторяет архитектуру и строительный материал других средиземноморских стран: их не отличишь от турецких, греческих или сирийских домов. При скудости земельной площади жилища растут вверх, а не вширь. Торчащие бетонные балки, предназначенные для вторых, третьих, четвертых этажей, сейчас столь же характерная принадлежность нового деревенского дома, как обычные в Египте голубятни.
Глинобитные голубятни в виде башен, прямоугольных или круглых в плане, оживляют однообразие египетских деревень. Иногда их красят в белый цвет или покрывают простым орнаментом. Горшки с выбитым дном вмазывают в стены — готовы гнезда. Голубей в Египте едят, это признанный деликатес. Но сколько ущерба голуби наносят урожаю, трудно подсчитать.
Через деревню проходят одна-две-три улицы, иногда — вдоль каналов. По ним может проехать автомашина, но остальное — узкие переулочки, где, раскинув руки, коснешься противоположных стен. Здесь вряд ли проедет повозка. Пыль, грязь и нечистоты на немощеных улицах и в переулках угрожали бы и транспорту и здоровью, если бы не сухая жара и солнце.
В деревнях есть мечеть или церковь. В больших поселениях их несколько. Не обязательно мечеть должна быть зданием, для молитвы служит и просто утрамбованная и сравнительно чистая площадка. На призыв муэдзина каждый раз собираются отнюдь не все жители и даже не большинство. Но на пятничную проповедь ходят почти все мужчины, как копты — в воскресенье в церковь. Христиане, впрочем, идут в церковь вместе с семьями.
В узкой долине Нила деревни отступают от полей, сберегая драгоценную землю для обработки, и жмутся к пустыне. Но пустыня — чужой, враждебный мир. Там живут злые духи-ифриты, там можно устроить кладбище. Феллах не любит пустыни и не пойдет туда.
Дом феллаха
Начинать знакомство с деревней нужно с кофейни.
Мы остановили машину около нескольких столиков с колченогими стульями под навесом из сухих пальмовых листьев. Рядом на примусах готовили кофе и булькали чайники, мелькали фигурки на экране телевизора. Мы заказали по чашечке кофе, но заплатить за него нам так и не удалось. «За все уже уплачено»,— сказал с улыбкой разносчик, и из-за соседних столиков приветливо помахали руками крестьяне. Скоро завязалась беседа, и нам стало ясно, что в наши дни кофейня становится не только родом клуба, но и центром, где создается общественное мнение, которое может совпадать, а может и расходиться с общественным мнением, формируемым традициями, стариками, имамами или муэдзинами, старостой-омдой.
У мечети, на площади, обычно располагается деревенский базар. Торгуют скотом и мясом, гончарными изделиями и сахарным тростником, корзинами и горшками, домашним сыром и маслом. Сапожник тут же шьет сандалии, а цирюльник бреет своих клиентов. Но прошли навсегда времена изоляции Египта от мирового рынка. На базарах захолустных деревень найдешь не только велосипеды или яркие ткани, но и транзисторы из Гонконга, южнокорейские батарейки и электрические фонарики. Ревут мотоциклы, урчат грузовики, заглушая крики ослов или недовольное ворчание верблюдов.
Читать дальше
