Бывают продуктивные конфликты, в которых противоречия разрешаются успешно для всех. Но бывает и «конфликт принципов» – тогда честнее разойтись. Таким был и конфликт в начале нашего эксперимента. Еще не было Школы самоопределения, но наши коллеги выступили против уроков по 35 минут, против открытых обсуждений в кругу детей. Ушли двадцать учителей. Столько увольнений в начале учебного года – это почти катастрофа. Тогда я очень переживал, а теперь понимаю, что если идут настоящие перемены, то они не могут быть бесконфликтными.
Но мы не чувствовали обиды на тех, кто не стал разработчиком новой школы. А сейчас и они на нас не обижаются.
Часть родителей, которые сами воспитывались в старой системе принуждения, не верили в новую школу, убеждали: «Меня самого заставляли учиться, и только поэтому я выучился. И я-то знаю, что мой сын «за просто так» учиться не будет!» И эти родители переводили своих детей в другую школу. Другие, наоборот, привели к нам своих детей даже из дальних концов Москвы.
И это тоже выбор. Сейчас, когда школы вообще должны стать разнообразными, не стоит считать подобные изменения состава и учеников, и учителей чем-то вопиющим.
* * *
Начинать мы решили, казалось бы, с простого: свободы выбора. После выделения «обязательного ядра» в каждом предмете предложили ребятам выбирать разные предметы, причем их можно менять, пробуя свои силы то в истории, то в математике, то в географии.
Мы ждем от этой «пробы сил», как она у нас называется, не профориентации, не подготовки к вузам. Мы хотим «раскачать» ученика, чтобы он понял, что учеба, которая ему навязывалась, может зависеть от него лично, от его выбора. А во второй половине дня работают лаборатории, где каждый может назвать любую волнующую его проблему – от космической до политической, – и школа поможет найти ему специалиста, который будет с ним эту проблему изучать.
Каждый может составить индивидуальный план по любому предмету: кто послабее – вернуться в предыдущий класс, кто опережает остальных – сдать материал за этот класс специальной комиссии и либо изучать этот предмет в следующем классе, либо заниматься в это время другими делами. Главное – выбирай, определяйся сам! И в общественной жизни, во всех делах участие добровольное.
Фактически мы в первом экспериментальном учебном году разрушили в школе некое «крепостное право»:
– полную зависимость ученика от предмета, который ему дан в строго обязательных рамках;
– от учителя, которого он не выбирает;
– обязательность одного и того же класса, в котором он учится;
– обязательность дел, поручений, да и саму обязательность прикрепления к данной школе.
* * *
Неизбежен в строительстве новой школы первый этап – разрушение старого. Ребенок, получив заверения, что наша школа основана на свободе выбора, и занятий, и вариантов поведения, как бы ошалевает на первых порах от этой свободы. Тут есть сходство со многими стихийными митингами, которые были, по сути, испытанием, пробой: а что, мол, правда я могу высказывать свои мысли и мне за это ничего не будет? Так и тут – ребята «пробуют на зуб» новые порядки.
«Я не хочу!» – это были любимые у нас слова. «Я не хочу!» – значит, я открыто заявляю свою позицию, и это первое зернышко ее определения. Раньше учителя хватались за голову: «Как не хочу? Надо!» Открытость позиции – огромное завоевание по сравнению с покорностью: «Я-то не хочу, но вам про это знать не надо, и я вам подчиняюсь, чтоб вы отстали. Ну а уж за школой стану собой».
Нам в первые годы важнее всего было сделать школу местом жизни ребят, со всеми ее «хочу – не хочу», со всеми противоречиями, а для этого – не бояться никаких их проявлений! Чтобы ребенку перейти от полной выключенности своего истинного существа, своих желаний, ему нужен и этот этап: путь к «хочу» через «не хочу!». Важно обеспечить не всеохватность, массовость того или иного мероприятия, как прежде, а вырастить вот это «хочу», но собственное, зрелое. Для этого не давить ни властью педагога, ни «мнением большинства».
* * *
Меня постоянно спрашивают: «Свобода – прекрасное слово. А как насчет обязанностей?»
Но я вслед за своим другом Симоном Соловейчиком уверен: ребенок никому ничего не обязан. Взрослые вокруг ребенка – обязаны, а ребенок никому ничего не обязан. Он должен полноценно прожить свое детство, без всякой обязаловки. Я глубоко убежден: свобода, если это настоящая свобода, не декларируемая – она приводит к ответственности. Но если все время ставить условия: вот, мы тебе дали свободу, но ты не забывай об ответственности, об обязанностях своих не забывай… Вот этого занудства ребята не терпят, и ни к чему оно не приводит.
Читать дальше