Александр Тубельский - Школа будущего, построенная вместе с детьми

На что хорошее надеяться школе? Похоже, абсолютно не на что, кроме самой себя.

Раньше перед учителем шапку снимали, потому что он был главным источником информации (да и политинформации – чего угодно). Сейчас никто перед ним шапку не снимет, и к этому надо привыкнуть. Особенно если учитель ничего своего не делает, а повторяет то, что человек и так может узнать из других источников.

Но на какие вопросы не сможет ответить интернет? Ну например: как все-таки налаживать контакты с людьми, как человеку понимать и чувствовать другого, как можно работать в группе… Ведь сегодня любая деятельность (кроме, может быть, писательской) требует общения и взаимодействия. Этому интернет не научит.

Или другая сторона: если я чем-то недоволен, то как все-таки я могу активно действовать? Гражданское образование заключается не в том, чтобы знать признаки государства или стратификацию общества, а в том, чтобы понимать, как я могу участвовать в жизни общества, что менять. Ворчливость на власть, на обстоятельства, она присуща всему нашему народу и детям в том числе. А что я сам сделать могу?..

Такие и некоторые другие вещи связаны с тем, что мы называем универсальными умениями. В чем другое содержание образования в наше время? Ведь не в том же, чтобы добавить часов на информатику. На мой взгляд, дело в тех способах, которыми я осваиваю мир, которыми я формирую свое собственное отношение к миру, к людям, к культуре, к проблемам человеческим. И вот этим средствам – умению понимать текст, умению владеть средствами коммуникации, умению вытаскивать, выводить личностный смысл из того, что я читаю, – этим умениям интернет скорее всего не научит. Это то, что может дать именно школа.

Конечно, учитель боится: мы предложим ребенку открытое образование, ну так он и начнет халтурить. Мы хотим повернуть ученика лицом к образованию, а он развернется спиной.

Нам нужно научиться мотивировать ребенка, который сам определит меру своего образования. Кто такому учил учителей? Где подходящие инструменты?

Что же с ним делать, с этим нехотящим?

Во-первых, ждать. Во-вторых, не давить. В-третьих, действительно погрузить его в мало-мальски интересную культурную среду, без надежды, что это прямо завтра даст определенный результат. Александр Михайлович Лобок назвал такой процесс «вероятностным» образованием. Нам важно то, что может случиться. Я должен думать о том, как культурную среду вокруг ребенка умощнять так, чтобы ему было интересно. Он сюда ткнулся, туда ткнулся – надо же! И глаза у него заблестели.

Это особенно важно для подростков. Им все время надо искать, искать, пробовать. А для этого нужны условия.

Поэтому мы и разрабатываем в нашей школе идею уклада жизни школы. В свободной организации таятся резервы мотивации для подростков. Свобода – когда у подростка есть возможность попробовать себя в деле, а потом просто бросить дело, не доводить до конца, если почувствовал, что оно не его, браться за следующее и т. д. Вокруг этого может создаваться непривычный уклад жизни, уклад толерантный, терпеливый. Построением школы в таком укладе мало кто занимается. Все делают вид, будто верят, что достаточно серии уроков и внеклассных мероприятий…

И все-таки я думаю, что образование с приставкой «само-», траектории открытые, личностно-ориентированные – это та тенденция, которая будет развиваться.

Я не знаю, будет ли оно называться «открытое», «доступное» – не в названии дело. Но путь – туда, мне кажется. Если, конечно, государство не заорет, не скажет: хватит всякой ерундой заниматься, нам нужен человек вот такой-то и такой-то. Кому может государство такую задачу поставить? Обществу-то не поставишь, а школа скажет «есть!», под козырек возьмет…

Есть ли сейчас в мире такие национальные образовательные системы, которые могли бы послужить образцом для российской школы?

Конечно, никаких образцовых систем нет. Только я бы сразу оговорился про начальную школу. Нигде такой жуткой начальной школы, как в России, не существует. Она жуткая с первого взгляда: дети сидят за партами в затылок друг другу, глаза опущены, все застыли и якобы слушают учительницу, которая маячит перед доской, постоянно делает замечания, без конца оценивает то одного, то другого ребенка и т. д. В других странах все иначе. Малышей щадят, каждому стараются показать, что его любят, дают возможность что-то делать по своей инициативе. И как иначе?

Когда посетители заходят в нашу школу – а у нас ребята во время учебного дня сидят на ковриках, переползают, могут отдохнуть, – то некоторые учителя в ужасе: когда же, мол, вы их учите? Они не понимают, что маленькие дети могут учиться не только как болванчики за партами, но и в деле, в движении, в совместном обсуждении, в реализации общего замысла. Что детям нужно переключаться, что кому-то из них полезно отдохнуть не по общему расписанию и т. д.