Томас Френч - Джунипер. История девочки, которая появилась на свет слишком рано

«Понимаешь, тебе не нужно разбираться со всем этим в одиночку, – сказала она. – Я бы хотела, чтобы ты позволил мне сделать это вместе с тобой».

Это отрезвило меня и подчеркнуло различия между нами. Келли желала контакта с хищником, а я боялся животных, особенно собак, что было связано с неприятным инцидентом, произошедшим в детстве, когда я работал разносчиком газет. Келли с легкостью занималась домом: она вечно чинила двери и полки с помощью целого арсенала инструментов. Я же вряд ли смог бы вбить гвоздь. Дед Келли дал пощечину ее бабушке за то, что та проголосовала за демократа. Мой дед как-то признался, что голосовал за республиканца. Наш стиль письма тоже был абсолютно разным. Мои работы переполнены деталями, в то время как работы Келли настолько лаконичны, что читателю приходилось самому додумывать подробности. В своих статьях, как и в жизни, она оставалась неприступной.

Келли было тридцать, и она только начинала жить. Мне было сорок шесть, и я до сих пор приходил в себя после развала первого брака. Я не мог понять, почему Келли с таким жаром настаивает на том, что мы созданы друг для друга. Ее вера в меня во многом была основана на моем умении быть отцом.

«Я видела результат твоей работы, – сказала она мне. – Я знаю, на что ты способен».

Не было никаких сомнений в том, что я подготовлен к отцовству.

Будучи старшим из пяти детей в семье, я тренировался быть папой с детства.

Даже когда я был ребенком, я представлял, как вырасту и буду держать на руках маленькую девочку.

Когда моя бывшая жена родила нашего первенца, я был настолько уверен в том, что это будет девочка, что не мог поверить своим глазам, когда медсестра подала мне красного и извивающегося младенца. «Что за ерунда у моей дочери между ног?» – подумал я.

Когда Нэт и Сэм были совсем маленькими, я танцевал с ними, положив их на плечо, пока они не заснут. После развода мы с мальчиками стали ближе. У них была неразрывная связь с матерью, но теперь я один мог распоряжаться нашим временем. Я будил их песнями из «Волшебника страны Оз» и учил готовить на нашей маленькой кухне. Иногда котлеты разваливались еще до того, как мы успевали положить их на булочки, а омлеты обычно получались слишком жидкими или горелыми, но все это не имело никакого значения.

Нэт и Сэм были еще в садике, когда я разучил с ними тексты песен «Thunder Road» и «Badlands». Я научил их выть, как Уилсон Пикетт, и ухать, как «Битлз». Особенно напряженно мы работали над визгом Маккартни, который звучит во время того, как Леннон поет второй куплет песни «Bad Boy». Внутри этого сиплого крика заключен целый мир, и мне было важно, чтобы мои мальчики это понимали. Я хотел, чтобы они были жесткими и сильными и знали, что они никогда не будут одиноки.

Наши дни и ночи были наполнены историями. Дождливыми субботними днями я снова и снова показывал им «Звездные войны». Раскачиваясь на качелях на детской площадке, мы воображали себя пилотами звездного истребителя T-65 X-крыла, атакующими Звезду Смерти. Когда мальчики подросли, они стали одержимы Гарри Поттером. В то время первые книги этой серии только появились, и, когда выходила очередная часть, они просили меня купить сразу две книги, чтобы иметь возможность читать одновременно. С одиннадцати лет они регулярно проверяли электронную почту, надеясь получить приглашение в Хогвартс.

Я не знаю, что Келли привлекало во мне, помимо моих отцовских навыков. Я не был так же умен, как она, и писал не так хорошо. Я не был столь же очаровательным, умным и талантливым, как другие ее мужчины. Самое интересное, что я мог – сводить Келли на фильм, а затем составить карту-историю по его мотивам, зарисовав ее на салфетке из греческого ресторана. «Мы можем просто поесть?» – говорила она нетерпеливо.

Что-то внутри меня надломилось. Я боялся, что могу лишь скользить по поверхности, но не способен при этом углубиться в то, что действительно имело значение, или хотя бы распознать это.

Утром в ванной я едва узнавал мужчину, который смотрел на меня из зеркала. Вокруг глаз простирались морщины, а на лице застыло выражение замешательства, характерное для человека, беспрестанно играющего в прятки.

Мне казалось, что я и не человек вовсе, а только подобие человека. Подделка.

«Понимаешь, нет необходимости притворяться, – говорила Келли. – Мне не нужно, чтобы ты был идеальным. Я просто хочу, чтобы ты был самим собой».

Что я мог ей ответить? Я даже не знал, как вывести на поверхность себя настоящего. Я сомневался, что кому-то из нас он понравится, кем бы он ни оказался.