Эттенборо вспоминал, что когда он был мальчиком, то интересовался старыми костями (попросту ископаемыми). Любой, кто гуляет в сельской местности, рано или поздно находит останки несчастных баранов, коров и прочей домашней живности. Он собирал их, приносил домой и коллекционировал. Кстати, если вы делаете это, то нужно:
1. собирать их в тряпичных перчатках и
2. вымачивать в отбеливающем растворе.
Дома он расспрашивал отца и его друзей о своих находках и задавал вопросы вроде: «Какому животному они принадлежат?» или «От какой части тела эта кость?». Как объясняет Эттенборо, его отец был ученым, а знакомые – опытными людьми, разбиравшимися в зоологии и анатомии. Но, насколько я помню, никто в доме Эттенборо не вертел кость в руках с умным видом и не провозглашал: «Это бедренная кость овцы». Они хотели, чтобы юный Эттенборо проникся духом поиска. Они хотели, чтобы он составлял собственное мнение и выдвигал суждения. Если просто смотреть на кость и сообщать мальчику название животного или части тела, этого не получится. Поэтому, как вспоминает Дэвид, они смотрели на кость и отвечали: «Точно не знаю, но мы можем попробовать выяснить это».
Потом они доставали старые книги и вместе корпели над ними, сравнивая рисунки с костями, найденными ребенком. Вместо сухих ответов, исключавших дальнейшие расспросы, они поощряли мальчика к исследованию. Эттенборо испытывал удовольствие от охоты, торжество от очередного открытия.
Безусловно, это сработало.
Теперь я изложу свою версию.
В шестом классе у меня начался двухлетний курс английской литературы (в моей школе его предлагали ученикам 16–18 лет). Во время второго учебного года к нам пришел новый учитель и сказал, что просмотрел книги, которые нам предстояло изучить. Одной из них была длинная поэма Джона Мильтона «Комус». «Сказать по правде, я ее не понимаю, – обратился он к нам. – Вам придется помочь мне».
Это показалось очень странным. Думаю, тогда я впервые услышал, как учитель говорит, что он чего-то не понимает. Мы привыкли, что дело преподавателя – знать свой предмет и разжевывать его нам, ученикам. Он должен был не только знать материал, но и уметь излагать его единственно точным и правильным способом, чтобы мы все как следует запомнили. А тут учитель признавал, что тот самый предмет, которому он должен учить нас, оказался слишком трудным для него! Это казалось настоящей катастрофой. Так мы будем барахтаться до конца учебного года, а потом не получим высокий балл по литературе и не поступим в университет.
Когда я пришел домой и рассказал об этом отцу, он рассмеялся. «Превосходно! – сказал он. – Это очень хорошая методика. Разумеется, он все понимает, но утверждает обратное, чтобы ты и другие ученики сами немного постарались и не думали, что он должен кормить вас с ложечки. Весьма умно с его стороны».
Поэтому мы почти целый год пытались разобраться в «Комусе» Джона Мильтона. Это было нелегко и скучно. Труднее всего было понять, почему Мильтон вообще написал эту поэму. Разумеется, все это происходило задолго до Википедии. Что мы могли поделать? Мы сидели в классе и медленно продирались через поэму, задавая друг другу вопросы и пытаясь ответить на них. Мы пользовались примечаниями в конце книги. Мы посещали библиотеку и старались разобраться в творчестве Мильтона. По мере того как дело двигалось вперед, время от времени у кого-нибудь из нас (иногда это был учитель) появлялась хорошая идея. Это было увлекательное и воодушевляющее занятие, несмотря на то что сама поэма мне не понравилась. То, что действительно доставляло мне наслаждение, – это ощущение поиска смысла стихов, особенно таких старых, написанных сотни лет назад. Было просто замечательно, что нам не сказали о смысле поэмы или о том, что мы должны думать о ней. Нам предоставили право изучать ее и совершать самостоятельные открытия.
Много лет спустя я присутствовал на встрече выпускников школы, и там был наш преподаватель, мистер Спирмэн, который теперь стал директором. Он сразу же направился ко мне и после радушного приветствия пустился в воспоминания двадцатилетней давности, когда мы изучали английскую литературу под его руководством. «Знаешь, это был незабываемый год, – сказал он. – Для меня он был очень плодотворным. Помнишь, как мы корпели над «Комусом» Мильтона?» Я ответил, что помню. «А помнишь, как я сказал вам, что не понимаю эту поэму?» Я ответил, что прекрасно помню и уже собирался передать ему слова моего отца о блестящей методике преподавания, когда он покачал головой и добавил: «А знаешь, Майкл, я действительно не имел понятия, о чем там речь, но, работая с тобой и другими учениками, я все осознал!»
Читать дальше