Александр Етоев - Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов

После этого мне почему-то вспомнились три совершенно разных примера.

Первый: старая карикатура, уж и не помню, где мною виденная. На ней изображены стройные шеренги Наташ Ростовых, целеустремленно шагающих нога в ногу, по-моему — по лоснящемуся паркету.

Второй — это фильм режиссера Мамина «Бакенбарды». Там уже не робкие Наташи Ростовы своими бальными туфельками бесшумно шелестят по паркету. Там жестким военным шагом маршируют штурмовые отряды — в пушкинских цилиндрах и в бакенбардах, размахивая железной тростью и скандируя гениальные строки под казенную барабанную дробь.

Третий пример — тоже связан с кинематографом. Это «Кабаре» Боба Фосса. Сладкоголосый мальчик из «гитлерюгенда».

Печальные ассоциации, правда?

Пушкин и коммунизм — сочетание довольно дикое. Посудите сами: во-первых, коммунизм, по определению, начисто отметает всяческие родовые заслуги и привилегии. Пушкин же — потомственный дворянин, дворянством своим гордившийся; за ним числилось столько-то душ крестьян — то есть он был явным крепостником, человеком, паразитирующим на подневольном труде работников и нимало этим обстоятельством не смущавшимся.

Опять же, умер он, заметьте, не за идею, а… Но предоставим слово голосу из народа, а именно вахмистру Коровкину, который по случаю юбилея Пушкина в 1899 году в «Сельском вестнике», самой читаемой в России газете, писал: «Покойный Пушкин смерть получил через женский пол. Следовательно, он не достоин ни юбилея, ни памятника на Тверском бульваре, ни царствия небесного; в Священном писании сказано: пьяницы, тати и блудники не наследят царствия небесного, а он за женский пол душу свою отдал в руки дьяволу».

Правда, другой крестьянин на это ему ответил: «Таких вахтеров, как Коровкин, у нас много, а про известного писателя А. С. Пушкина каждый скажет, что он был единственным человеком на всем земном шаре».

Хотя, если честно, Пушкин был далек от народа. Так, в том же 1899-м, юбилейном, году, русские крестьяне отзываются о Пушкине: «В нашей местности (Калужская губерния. — А.Е. ) о писателе Пушкине имеют понятие, во-первых, те, которые получили хоть небольшое образование в народных училищах, а во-вторых, некоторые из наших земляков видели в Москве народный праздник в честь его, когда поставлен был ему памятник на Тверском бульваре, потому что у нас очень многие, от малого до старого, проживают в Москве по кирпичным заводам, — вот они хорошо помнят это торжество. Кроме того, у нас молодые ребята хорошо разыгрывают на гармонике его „Утопленника“».

Старая, еще советская критика, понятно, называла Пушкина в числе тех деятелей отечественной культуры, которые задолго до коммунистической революции предсказывали ее безоговорочную победу. В доказательство ссылались на завершающую сцену «Бориса Годунова» — место, где после после предательского призыва к народу князя Мосальского: «Что ж вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!» — следует выразительная ремарка: «Народ безмолвствует». В этой ремарке Пушкин, по мнению критиков, зашифровал призыв к революции: безмолвствие народа — кажущееся, оно не более чем затишье перед грядущей революционной бурей, которая сметет с земли всех угнетателей — примерно, как на плакате первых революционных лет «Ильич железною метлой сметает нечисть с мостовой».

При таком вымученном подходе Пушкин и коммунизм — явления друг с другом связанные. Точно так же, как конспиративное имя «Ленин» связано с великим романом Пушкина «Евгений Онегин» Ведь среди множества подражаний пушкинскому роману в стихах был и стихотворный роман Н. Муравьева «Ленин», первая глава которого, «Котильон», вышла в 1829 году. При определенном способе доказательства не трудно протянуть ниточку от Пушкина через Муравьева к Ленину. И прилично себе на этом заработать. Удивляюсь, почему при советской власти никто до этого не додумался. И я в том числе.

Покойный Андрей Синявский в своей книге «Голос из хора» приводит следующую лагерную легенду.

Когда суки положили Пушкина на железный лист и начали подпекать на костре, он прокричал стоящим поодаль зрителям: «Эй, фраера! Передайте людям, что я умираю вором!..»

«Фраза, лучше которой я не смог бы выбрать в эпиграф, если бы только счел достойным ее повторить», — комментирует эту легенду автор.

Счел достойным ее повторить…

Так-то, господа ксенофобы.