Николай Беликов, который, рискуя жизнью, сыграл основную роль в предотвращении более серьезных последствий катастрофы, считает, что «этот поход заранее был запрограммирован на аварию». Экипаж спешно перевели на эту лодку по неизвестной причине, а ее «родную» команду, которая готовилась к выходу, сняли в последний момент также по неизвестным причинам. Состояние К-219 было неважное — биологическая защита дырявая, при смене реакторного топлива в реакторе были допущены нарушения. На базе перед выходом новый экипаж за глаза называли смертниками. А когда получили сообщение о взрыве, специалисты бросились разбирать документы о годности лодки, чтобы прикрыть нарушения.
«Чем больше узнаешь лодку — тем страшнее на ней находиться, — рассказывал Беликов. — Несведущие — самые отважные люди, им невдомек, на каком корыте их отправляют в плавание. Но уйти из плавсостава невозможно, остается махнуть на все рукой и раз за разом испытывать судьбу».
Вспыхнувший после взрыва пожар все-таки удалось погасить. Но началась утечка окислителя ракетного топлива. Ядовитый дым стал расползаться по отсекам через поврежденные магистральные трубы. Уровень загазованности превысил допустимый предел в 3000 раз. Почти сразу погибли матросы Харченко и Смоглюк. Задохнулся командир ракетной части Александр Петрачков. Ракетный отсек пришлось оставить. Лодка оказалась разделенной пополам — на носовую и кормовую части.
В подводном положении К-219 направилась к своей базе. Рядом следовали четыре советских судна Морфлота. Казалось, испытания позади. Но впереди было самое страшное.
Ровно через 15 часов на центральный пост поступил сигнал тревоги из реакторного отсека. Это был отсек, за который отвечал Николай Беликов. Туда просочился ядовитый газ, выключилось освещение. Когда лопнул один из паропроводов, возникла угроза теплового взрыва реактора. Нужно было срочно заглушить аварийный реактор.
Авария разрасталась, нанося все новые и новые удары по системам лодки. Вышло из строя дистанционное управление энергетической установкой. В любую секунду мог начаться самопроизвольный разгон реактора, что грозило уже не тепловым, а ядерным взрывом. Оставалось одно — опустить решетки, заглушающие реактор, вручную. В отсек пошел Беликов. Он вспоминает: «Было очень жарко. За бортом — вода плюс 28 градусов, в отсеке — за 50. Я в резиновом костюме, противогазе — Африка». Беликов шутит. Тогда было не до шуток. Николай исчез за переборочной дверью седьмого отсека. Спустился в аппаратную. Стал опускать решетку, крутил до потери сознания, но смог все же поставить ее на место. Кое-как выбрался из аппаратной и потерял сознание.
Второй раз в реакторный они пошли вдвоем с матросом Премининым. Поставили вторую решетку, взялись за третью. «Товарищ командир, мне плохо», — едва слышно выдавил Преминин. Старший лейтенант помог матросу добраться до площадки седьмого отсека, уложил его под трубу холодильной установки и вернулся назад. Докрутил третью решетку, стал заворачивать четвертую и почувствовал, что сейчас упадет замертво. Сумел добраться до перехода и упал рядом с Сергеем. Подводники отдраили дверь и вытащили их обоих. Беликов в сознание не пришел — руки-ноги болтались, как у мертвеца, когда его несли. Но в реакторном осталась еще одна решетка. Туда пошел Сергей Преминин — никто другой сделать эту работу не смог бы. Из аппаратной Сергей больше не вернулся. Он опустил решетку, но выбраться назад не смог — давлением так расперло двери в отсек, что ее не смогли выдавить даже специальным домкратом.
На берегу Беликову сказали: «Лучше бы ты там остался навсегда». Из партии его исключили. Весь экипаж расформировали и разбросали по разным флотам. Командира Игоря Британова уволили. А лодка лежит на 5-километровой глубине в Саргассовом море с заглушенным реактором. Там же остался навсегда Сережа Преминин — один из людей, спасших Америку от повторения чернобыльской катастрофы. Посмертно его наградили орденом Красной Звезды. Для звания Героя, решили, подвигов маловато. А Беликова забыли. Какой он герой, если жив остался?
Не думает о награде Николай Беликов и сейчас: «Столько лет прошло… Жив остался, дети растут — это главное». Но этим вопросом задаются его товарищи: «Почему, если остался жив, то считается виновным? Ведь если бы не Беликов — ядерного взрыва было бы не избежать. Значит, если бы он погиб, награду ему все-таки дали бы?»
Впрочем, сам Николай считает, что ему повезло. После 12 лет службы на подлодках его перевели в подмосковный Дмитров, на центральную инженерную базу ВМФ. А самое главное — дали трехкомнатную квартиру. Заслужил такую вот награду.
Читать дальше