Джозеф Хиз - Бунт на продажу - как контркультура создает новую культуру потребления

Достаточно лишь сравнить описание изнасилования в романах Рэнд со сценой соблазнения Лестером школьной подруги его дочери в «Красоте по-американски», чтобы увидеть параллели, существующие между правой идеологией свободы воли и левой контркультурной теорией. В обоих случаях глубоко эксплуататорские сексуальные акты являются, по замыслу авторов, частью процесса освобождения главного героя от обусловленного обществом подавления его сексуальности.

Ключевая разница между индивидуализмом левого и правого толка касается статуса частной собственности. Согласно точке зрения правых, именно рыночный обмен создает взаимную выгоду, стимулируя таким образом мотивацию, необходимую для гармоничного сотрудничества. Контркультурные теоретики левого толка пошли дальше. Они заявили, что можно иметь «спонтанный порядок» даже без наличия невидимой руки рынка, без всяких прав на собственность. Они рассудили, что права на собственность необходимы только в среде таких людей, которые не любят делиться. Если мы изменим сознание людей, освободим их от убогого собственнического индивидуализма, навязываемого капиталистической системой, то потребность даже в минимальных ограничениях, связанных с владением собственностью, отпадет. Когда The Beatles пели «все, что вам нужно, — это любовь», многие люди восприняли эти слова совершенно буквально.

Серьезный проект построения глобального общества, основанного на любви, описан в 1980 году у Дюэйна Элгина в книге «Добровольная простота» (Voluntary Simplicity). Элгин считает, что существует три естественных претендента на роль основы для единого мирового порядка: сила, закон и любовь. Сила может быть эффективной (при условии, если удастся избежать ядерного холокоста), но продолжительный мир может быть достигнут только в результате построения монолитного военно-политического гегемона в планетарном масштабе. Порядок будет целиком основываться на психологии страха. Результатом станет система, совершенно не соответствующая потребностям человеческого духа в свободе и творчестве. Принимая во внимание, какое колоссальное количество вооружений потребуется для надежной охраны мира от угроз, результатом, утверждает Элгин, будет не жизнь, а простое выживание.

Глобальный порядок, основанный на законе, по мнению Элгина, будет мало чем отличаться от описанного выше. Человечество могло бы установить свод всеобщих правил поведения, которые дадут возможность мирного взаимодействия между нациями и людьми при минимальном принуждении и максимальной свободе и будут регулироваться чем-то вроде ООН. Однако даже для мирного юридического порядка потребуется массивный бюрократический аппарат, служащий удушению «жизненности, энергии, творчества и эволюции цивилизации». Таким образом, единственно возможной основой глобального сообщества, которая совместима с личной свободой и творчеством, является любовь или сострадание. Как практическая база для отношений между людьми любовь имеет ряд преимуществ. Она не имеет ничего общего с принуждением и, таким образом, «воздействует на мир более легко и мягко». Она умерит вред, исходящий от ограниченной бюрократической прослойки, которая все равно будет необходима, и позволит зародиться глобальной семье.

Ход мыслей Элгина ясно показывает тесную связь, которая всегда существовала между контркультурной политикой и политическим анархизмом. На протяжении всей холодной войны большинству американских радикалов были одинаково противны и коммунизм, и капитализм. В отличие от европейцев американские радикалы были склонны рассматривать коммунизм как всего лишь тиранию государства, пришедшую на смену тирании рынка. Кроме того, при отсутствии в Америке действительно авторитетной коммунистической или даже социалистической партии почти ничто не мешало расцвету идей анархизма. При том, что анархизм обличал два главных зла сегодняшнего дня — рынок и государство, казалось, что он, по крайней мере, находится вне подозрений в поклонении ложным богам. Конечно, традиционный анархизм был озабочен лишь принуди тельными властными структурами, особенно государственной властью. Но было нетрудно обобщить эту позицию и смешать ее с контркультурным противостоянием любой форме управления или регулирования. Вездесущий лозунг 1960-х «Не верь власти» демонстрирует, как эти две линии могут почти незаметно слиться воедино.

Таким образом, несмотря на вариации формулы, анархизм всегда образовывал сердцевину контркультурной политики. Ярче всего эта тема отражена в субкультуре панков такими рок-группами, как Crass и Black Flag, которые вели откровенно анархистскую пропаганду. Но анархизм не набрал обороты до выхода на сцену знаменитой Sex Pistols. Собственно, именно эта группа взяла анархистские идеи, бытовавшие в субкультуре хиппи, и придала им весьма негативную окраску (черпая вдохновение из огромного океана фрустрации по поводу того, что контркультурный проект 1960-х не дал ощутимых результатов). Поскольку попытки построения нового общества основывались на свободной любви, а коммуны хиппи так позорно развалились, Sex Pistols выдвинула мысль, что, возможно, полезнее будет сосредоточиться на разрушении старого общества. В каком-то смысле ее усилия были направлены на то, чтобы акцентировать внимания на неспособности контркультурного движения создать внятный образ свободного общества.