Глория Мари Стайнем - Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

Едва почувствовав на своем лице легкое дуновение ветра перемен, отец не мог больше ждать. За все время я помню лишь один раз, когда он вернулся, и даже тогда матери пришлось привести весомые аргументы, чтобы убедить его в том, что она забыла выключить утюг и все может сгореть дотла. Он готов был купить новое радио, новую обувь, все что угодно, лишь бы не поворачивать назад.

Тогда я привыкла не задавать лишних вопросов: это было частью семейного ритуала. Теперь же невольно задумываюсь о том, не запрограммированы ли в человеческом мозге некие сезонные сигналы. В конце концов, мы ведь почти все свое существование на земле переселялись с места на место, а привычка к оседлости появилась у нас совсем недавно. И если птица скорее бросит своего птенца, чем пропустит момент перелета за тысячу километров, то какие сигналы к миграции сохранились у нас? Быть может, мой отец – и даже мать, хотя она заплатила гораздо более высокую цену за наши странствия, – сами выбрали тот образ жизни, при котором еще можно было распознать эти сигналы?

И еще родители – если так можно выразиться – жили «натуральным хозяйством». Мы никогда не отправлялись в путь с достаточным количеством денег, чтобы добраться до пункта назначения. И близко не было. Нет, мы брали с собой несколько коробок с фарфором, серебром и другими мелкими старинными предметами, купленными на деревенских аукционах, и по пути в Калифорнию – или еще дальше на юг, во Флориду или Мексиканский залив, – продавали их или меняли. Подобная схема сформировалась задолго до моего рождения, и отец знал всех до единого придорожных торговцев, как путник в пустыне знает каждый оазис. Однако на пути нам то и дело встречались новые магазины либо у старых менялись владельцы, и нужно было набраться храбрости, чтобы подъехать к ним на нашей запыленной машине с прицепом, понимая, что со стороны мы похожи скорее на мигрантов, вынужденных распродавать семейные реликвии, чем на торговцев антиквариатом. Если владелец магазина обращался с нами чересчур презрительно, отец не возражал, позволяя ему думать, что мы и в самом деле продаем свои пожитки. Получив свое, он возвращался в машину и там компенсировал ущемленное чувство собственного достоинства, в подробностях смакуя свой триумф.

Родители были уверены, что путешествие – само по себе образовательный процесс, а потому я не ходила в школу.

Моя сестра-подросток шла учиться в ту школу, что была рядом с нашим пунктом назначения, но я еще была слишком мала и жила лишь комиксами, рассказами о лошадях и Луизой Мэй Олкотт. Чтение в машине стало для меня собственным способом путешествовать – настолько, что, когда мама уговаривала меня отложить книгу и посмотреть в окно, я возмущенно отвечала: «Я же уже смотрела час назад!» Именно по дорожным знакам я научилась читать – и, если подумать, это отличная азбука. Дымящаяся чашка – это кофе; значки хот-догов и гамбургеров не нуждаются в пояснении; кровать означает отель, и еще там были разные картинки, предупреждавшие о работах на мосту или на дороге. И было волшебство рифмы. Производитель крема для бритья установил вдоль шоссе небольшие таблички на равных интервалах, и, предвкушая рифму, я читала:

Позже, прочтя о том, как Исак Динисен [11] Псевдоним датской писательницы Карен Бликсен. (Прим. ред.) декламировал английские стихи перед кенийскими рабочими кикуйю, – а они всё просили и просили, хотя и не понимали ни слова, – я уже знала, что они чувствовали. Сам процесс подбора рифмы – это волшебство.

Так ехали мы – современные американские кочевники – сквозь ливни и песчаные бури, зной и холодный ветер. Ели в придорожных закусочных (тогда же у меня появилась мечта когда-нибудь открыть свою собственную – с синими ситцевыми занавесками на окнах и кексами с отрубями). Днем в машине мы слушали радиоспектакли, а ночью отец пел нам популярные песенки, чтобы не заснуть.

Помню, как въезжали на бензоколонки, где воздух был пропитан едким запахом, а из-под машин вылезали работники в комбинезонах, которые, вытерев руки грязной тряпкой, провожали нас в загадочный «мужской» мир. Там были туалеты – не для слабых духом и неженок. Снаружи стояли переносные холодильники, из которых отец доставал бутылку кока-колы, осушал ее в один могучий глоток, а потом искал мою любимую виноградную газировку «Nehi», которую я потягивала мелкими глоточками, пока язык не становился ярко-фиолетовым. На заправках работали немногословные ребята, которые, впрочем, всегда были готовы указать дорогу или поделиться последними сводками погоды, а деньги брали только за горючее.