Юлия Гайнанова - Бутылка. Книга для тех, кто любит выпить

– То есть на самом деле он никогда не критиковал твои способности?

– Сейчас я понимаю, что нет. Что мне нечего ему предъявить. Более того, что мне просто хотелось ему что-то предъявить.

Я расплакалась. Я просто не понимала, что со мной не так.

Я уверена, что человеку нужно дать коснуться дна, прочувствовать его, беспомощно посучить и поскрести ногами, поцарапаться об его шероховатую поверхность, встать на четвереньки и побиться лбом и кулаками, прийти в отчаяние и понять, что выбора нет.

Мне никто и никогда не предлагал бросить пить, кроме внутреннего голоса, – вот что я называю крупным везением.

Почему?

Сериал «Бесстыдники». Начинается все с веселья и чувства единства с миром, а заканчивается алкогольной зависимостью главной героини Фионы и ее брата. Прямо краткое содержание истории половины любителей выпить. Когда Фиона в очередной раз превратила жизнь в беспросветную жопу и начала спиваться, ей стало негде жить. Ее лучшая подруга, естественно, захотела помочь. Но брат Фионы попросил этого не делать. Трудно ли отказать подруге в такой ситуации? Думаю, бесконечно трудно. Смогла бы я отказать близкому человеку? Большой вопрос. Но брат Фионы, сам алкоголик со стажем, говорил дело.

Только ударившись о дно, Фиона поняла, что пора завязывать. Только когда проснулась заблеванная в доме, который у нее отобрали, только понимая, что ей нужно что-то сделать, чтобы найти ночлег и не превратиться в бомжиху. Если бы она жила в комфорте у подруги, она, может, дошла бы до своего дна, а может, и нет, но путь к этому дну был бы очевидно длиннее. И только в этой точке она начинает свой путь.

В сериале «Анатомия страсти» подросток-наркоманка спит под наркозом после операции. Ее родители хотят утаить, что возлюбленный девушки, тоже наркоман, уже умер. Но врач, сама бывшая наркоманка, не советует этого делать. Она рассказала, что когда-то ее парень тоже умер прямо рядом с ней, на соседней койке. И именно тогда она выбрала жить и завязала. Это был ее предел. Она просила, чтобы родители не лишали подростка его предела.

Не лишай никого такого предела и ты. На самом деле это частный случай общего закона о том, что любая правда лучше сладкой лжи. Мы никогда не знаем, как наши слова и действия отразятся на том, для кого предназначены, – посмотри на Карину. Мы тешим себя миссией спасателей, когда нам просто страшно признаться и сказать как есть. Например, моя девяностолетняя бабушка так и не знает, что я развелась. Я не говорю ей, потому что якобы боюсь, что у нее будет сердечный приступ. Но на самом деле я просто не хочу лишних стенаний и непредсказуемой реакции. Вдруг она меня осудит? Или, что самое неприятное, начнет жалеть? Нет, я лучше буду врать, и не просто врать, а с социально приемлемой оговоркой. Последняя в этом смысле играет роль бокала с игристым.

Поэтому я, как говорится, отстала от этого мира. Оказалось, что достаточно быть просто честной с собой.

Мы с Сережей заново стали учиться общаться, быть честными и доверять друг другу.

Я пишу эту фразу, но между ней и нашим последним разговором было два алкогольных срыва, бесконечные выяснения отношений, разъезд и почти развод, а потом решение начать все заново.

Мы все это время были на связи с Юлей, я ходила к психотерапевту, к астрологу и один раз даже к гадалке, но в конце концов трезвость, бег и исследование себя с разных сторон привели к этому результату.

И я начала рисовать.

Когда я ушла от Сережи, отвезла детей отцу и несколько дней провела совершенно одна. Мне удалось сместить фокус внимания и понять несколько важных вещей.

То, что я узнала о любви в детстве, до сих пор влияет на меня каждый день. И как бы я ни хотела брать на себя ответственность за свою судьбу, я никогда не начну жить спокойно, если буду отрицать эту простую истину.

До Сережи меня всегда привлекали молодые люди, которые сегодня любят, а завтра уже ненавидят. Те, кто вел себя последовательно, были мне практически неинтересны. Если бы не Сережина популярность, моя обескураженность его нормальностью разрушила бы нас до того, как мы успели родить детей. Но сначала умерла мама, потом беременность, и вот я уже так крепко приросла к нему, что просто не понимаю, что делать, ведь я по-прежнему пытаюсь вернуться к тому единственному виду отношений, который знала и привыкла.

Первый раз, когда я почувствовала нашу нормальность и начала тревожиться, оказался в медовый месяц. У меня не было никакой системы координат для подобного поведения. Сережа не изводил меня ревностью или претензиями и, самое главное – не пытался воспользоваться именем мамы для собственной выгоды.