Максим Гаспачо - Место для радуги

— Будешь «тарен»?

С этими словами он положил на стол три белые таблетки. Я плохо понимал, что происходит. Мне показалось, что он решил пошутить и под видом «тарена» предлагает мне заменитель сахара, который только что крутил в руках. «Эти таблетки — из этой баночки», — подумал я. Чтобы подыграть ему, я кивнул и съел эти три таблетки. Оказалось, что это действительно был «тарен», а никакой не заменитель сахара. В тот день я съел шесть таблеток. Для неокрепшего подростка это смертельная доза.

Я помню, как в какой-то момент в доме стало очень тихо. Было ощущение, что все ушли. Зайдя в комнату, я увидел, что все спят, причем не на кроватях, а на полу. Самое страшное было то, что лица спящих были изуродованы радиацией — они были неестественно-желтого цвета, облысевшие и покрытые ужасными язвами. Почему-то я не придал этому значения и решил, что не буду никого будить. В другой комнате тоже лежали тела — ещё более страшные и скрюченные. Было непонятно, живы они или нет. Я подошел к окну и увидел, что у неба неестественные оттенки — оно было каким-то инфернальным, с «кислотным» отблеском. Это было похоже на небо из игры Doom-2. Не хватало только игровых монстров, выпрыгивающих из-за углов. Мне почему-то казалось, что во всем мире остался только этот дом и небольшой клочок земли, который его окружает, и больше ничего — ни городов, ни людей. Как будто все остальные — давно умерли, и я остался в этом мире совсем один. Самое странное, что мое сознание не придавало всему этому никакого значения, как будто все, что меня окружало, было вполне естественным. «Надо убраться в доме», — подумал я и отправился мыть посуду.

В том месте, куда меня перенесли таблетки, я провел достаточно много времени. Воспоминания были смутными и обрывочными — я что-то делал по дому, потом кто-то пришел и разговаривал со мной, но ни его имени, ни разговора я не запомнил. Кажется, это был даже не человек, а какой-то дух. Все, что там происходило, было жутким и сюрреалистичным, но почему-то во мне не было ни страха, ни удивления, как будто я был просто зрителем, который смотрит кино со своим участием. В какой-то момент что-то произошло, и я провалился в черную пустоту.

Когда я открыл глаза, мое тело было парализовано. Я лежал в комнате и не мог пошевелить ни руками, ни ногами. «Паралич, — промелькнула ужасающая мысль, от которой внутри все похолодело. — Нет ничего хуже, чем быть на всю жизнь прикованным к постели». Я решил, что встану во что бы то ни стало. Всем телом я стал проявлять усилия, чтобы приподняться над кроватью, но что-то очень сильно мешало. Голова соображала плохо. Пытаясь оторваться от кровати и делая рывок за рывком, я был уверен, что бьюсь с параличом. Это был нелегкий и болезненный бой. С каждым рывком я чуть-чуть приподнимался над кроватью и снова падал. Грудная клетка болела все сильнее и сильнее. В один из таких рывков я почувствовал, как что-то на моей груди лопнуло. Это была веревка.

Оказалось, что я был очень плотно привязан веревками по всему телу к длинной гладильной доске. Когда разорвалась первая веревка, остальные я распутал без труда. В доме никого не было. Я отправился выяснять, что случилось и почему я очнулся связанный.

— Ты ходил по дому с закрытыми глазами, — рассказали мне ребята. — Ты спотыкался об пороги, которых нет. Ты открывал кран и мыл руки в воздухе, грыз семечки, которых у тебя не было в руках, разговаривал с зеркалом. Мы пытались до тебя докричаться, но ты нас не слышал. Потом ты стал зачем-то забираться на шкаф и грохнулся с него на пол. Как ни в чем не бывало ты встал и пошел дальше. Мы решили, что надо тебя связать, пока ты себя не покалечил.

Их рассказ звучал очень правдоподобно. С тех пор к «тарену» я больше не прикасался. После этого случая я прекратил собрания молодежи у меня дома и снова засел за компьютер. Через некоторое время на дачу приехала мать и предложила вернуться в Питер.

— Я поговорила с отцом, — сказала она. — Он остыл и больше не будет на тебя давить.

Я согласился вернуться в Питер. Создавалось впечатление, что этот дом относился ко мне недружелюбно — сначала я угорел тут от печки, потом съел критическую дозу «тарена». Было чудом, что после всего этого я остался жив.

Моему возвращению были очень рады старые друзья — Алекс и Кислотник. В городе было много заказов на написание программ. Я вернулся в прежний коллектив. Компьютеризация страны шла полным ходом, и не только компьютеризация. На дорогах города появлялось всё больше иномарок. Повсюду орудовало новое, доселе не виданное поколение людей — крепыши с бритыми головами, в кожаных куртках. Здороваясь за руку с милиционерами, они разгуливали вдоль ларьков и магазинов, не особо пряча выглядывающие из под курток рукояти пистолетов. Зачастую на улицах можно было услышать выстрелы среди бела дня. Передачи новостей были наполнены потоком информации о совершенных за день грабежах и убийствах, которые исчислялись десятками. Это были так называемые «лихие 90-е». Мы, дети того времени, были выброшены в жестокую клоаку этого мира, чтобы научиться в ней выживать. И мы делали это, как могли, стараясь не отставать от других.