Анодея Джудит - В потоке. Как усилить течение жизненной силы - авторский метод работы с чакрами

Когда он начал мне рассказывать, почему стремился к терапии, то сказал, что он почувствовал, что застрял в сценарии «виновен-если-сделал-и-виновен-если не-сделал». Он не был слишком-то доволен своей работой бухгалтера, но по счетам платил исправно. Он чувствовал, что залип в семнадцатилетнем браке и уже смирился с отношениями по типу «лучше не бывает», хотя, по его оценке, были они не так уж и хороши. Он предпочитал проводить время в одиночестве, слоняясь по заднему двору и играя с собакой. Время от времени у него возникали хобби, но он никогда не привязывался к чему-либо надолго, и в доме скопилась кипа незаконченных проектов. Было у него несколько глубоко запрятанных мечтаний, которым быстро перекрывался кислород миллионами оправданий и объяснений, почему этого никогда не случится.

Когда я осторожно подобралась к входу в его личный мир, я заметила, насколько критично он к себе относится. Он был одержим идеями, что должен был выбрать другую карьеру, жениться на другой женщине, получить ученую степень или зарабатывать больше денег. Он рассказал мне, что ленив и ничего не доводит до конца.

У него были шансы пойти на повышение по работе, но он их саботировал в последний момент, просто не являясь на собеседование. Естественно, должность получал кто-то другой. Только послушать, как он на одном дыхании выпаливает весь этот негатив, оказалось более чем достаточно, чтобы я сама начала ощущать тяжесть в теле.

Кристофер рассматривал свою жизнь как череду обязательств, которые делали повседневную картину мира довольно мрачной. «Мне надо ухаживать за матерью: она одна и стареет. Я должен финансово помогать сестре, поскольку она только что ушла от мужа, и поэтому я не могу взять отпуск, когда хочу. Я должен возиться с детьми, поэтому все выходные вечно идут насмарку. Я и должен бы собраться, но такое впечатление, что пальцем не могу пошевелить. Я должен лучше есть, меньше пить, больше заниматься спортом, но я же все это ненавижу. И меня все эти мои слабости просто бесят».

Когда он думал о сценариях будущего, это был такой же негатив: «Ну поменяю я работу, а что, если она окажется такой же скучной? Что, если я перееду в другой город, а потом выяснится, что не должен был этого делать? Что, если я уйду от жены, а лучше никого не найду?» При таком типе мышления он терпел поражение, еще ничего не успев предпринять.

В целом он воспринимал жизнь как полное отсутствие возможности выбора. В личных отношениях он постоянно жил в заколдованном круге, выступая в роли то жертвы, то обвинителя. Конфликт для него был крайне дискомфортен, и он старался все смягчить, не рискуя раскачивать лодку. Это оставляло чувство обиды на партнершу, которую он винил в том, что она всегда делает только то, что хочет, хотя он крайне редко высказывает собственные пожелания.

И ведь не то чтобы Кристофер был безответственным. Совершенно не тот случай. Он был устойчивым и надежным кормильцем семьи, лояльным к ошибкам, милым и деликатным человеком, глубоко любившим детей. Но он жил в личном, молчаливом страдании, возникшем в результате своей же собственной мазохистской тенденции отказывать себе, чтобы не разочаровывать кого-то еще.

Увидели что-то знакомое?

Это модель «терпилы». Традиционно его называют мазохистом из-за склонности к внутренней критике, причинению себе вреда и, подобно оральному паттерну, отказу от собственных потребностей. Но, поскольку большинство людей органически не переносят идентификацию со словом «мазохист» , я предпочитаю называть эту модель «терпилой», поскольку талант и проклятие этих людей в том, что они способны вытерпеть гораздо больше, чем другие типы. Они могут терпеть, вот и терпят, и это создает страдание и скорбь – не в силу тяжелых утрат или боли, но в силу постоянного смирения перед обстоятельствами, которые для таких страданий, скажем прямо, мелковаты.

Даже при наилучших обстоятельствах первые два года жизни ребенка – адское время для родителей. Я помню, как мой сын выкидывал обувь из окна второго этажа, когда я пыталась одеть его утром до ухода на работу, только для того, чтобы продемонстрировать собственную волю. Двухлетние дети не признают авторитетов, они упрямы, настаивают на «мне» и «мое» и частенько говорят «нет» только потому, что родитель сказал «да». Это время, когда малыши легко выходят из себя и вообще сопротивляются всему, что им сказано. К счастью, эта стадия в конце концов проходит, и ребенок учится принимать авторитеты, не жертвуя своим «Я».