Все свои сознательные годы жизни он изо дня в день изучал древние книги, тренировал свое тело, изматывал его жаждой и голодом, тяжелым физическим трудом, проникая в тайны «Йогачара-бху- ми-шастры». Но это - это было даже выше его сил, к этому невозможно привыкнуть или натренировать свое тело. Без воздуха человек не может жить...
Уже стоптаны все уцелевшие после нападения разбойников сандалии, одежды состоят более
из дыр, чем из ткани. Что может спасти путника (синчжэ) в пустыне во время пыльной бури? Пожалуй, ничто. Только самообладание и концентрация на своей великой миссии. Знал ли он исход своего путешествия, мог ли он видеть свою судьбу? Нет, не мог. Ибо как только мы узнаем о своей положительной судьбе, духи царства инь переписывают книги судьбы.
Он лежал на песке, почти не двигаясь, экономя силы и не давая себе уснуть и забыться, чтобы не оказаться засыпанным и погребенным в этом кошмаре. А где-то там было небо. Оно просто было.
Какое небо...
Какое одинаковое небо...
Какие разные жизни.
Люди разные, небо - одно. И один и тот же песок вокруг. Монах лег навзничь, пытаясь увидеть хоть что-нибудь над собой.
И все судьбы его промелькнули у него перед глазами, как в калейдоскопе. Все воплощения всех лет.
Ну, вот и все...
Он закрывал глаза и видел синее небо Уддияны, не виденной им дотоле, так же ясно, как небо над своим монастырем...
Он закрывал глаза и в который уже раз перелистывал свою такую короткую жизнь, как будто раскручивал свитки с живописью: «Что я сделал не так? В чем была моя ошибка? Или я не смог рассчитать время, благоприятное для похода!»?
Он вновь закрывал глаза и молился о своих братьях-монахах, не вернувшихся назад и не дошедших до этого кошмара, где обитали лишь злые демоны и горячие ветра. Ни птицы, ни зверя не видели путешественники в песках, ориентируясь лишь по выбеленным зноем костям. «Пусть их души найдут путь, истинный... Вправе ли я был обрекать их на все это?»
Он закрывал глаза и молил всех духов небесных, земных и прочих о милосердии, о снисхождении и о том, что он готов смириться с любой своей судьбой и с любым их решением с готовностью и с благодарностью. Ибо любой исход его устраивал: после земного пути в двадцать восемь лет, где каждый день был посвящен науке и молитвам, и умереть не стыдно. Но и к жизни его тяга не уменьшилась. И каждый данный ему духами день он проведет в радости и благодарении.
Он был один на один со стихией и молился.
И случилось чудо.
Пустыня отступила перед его молитвой.
Случилось чудо.
И в первый раз за сто, а может, и за двести лет прошел дождь. Совсем маленький, и совсем недолго. Но пыль осела, и показалось солнце. Такое долгожданное.
Разве может быть долгожданным солнце в пустыне?
Да, может, наверное, даже куда более сильно, чем дождь, потому как привычнее... И впервые на своем веку мелкие звери пустыни, пустынные змеи увидели зеленую растительность, невесть откуда взявшуюся в этом безжизненном и выжженном солнцем месте.
Сюаньцзан встал, все еще не веря свершившемуся чуду, впитывая, как и все пустынные существа, от простейших растений до ушлых сурков и змей, влагу каждой своей клеточкой, каждой своей порой. Жадно смакуя каждую мельчайшую каплю, взвешенную в воздухе. Нет, значит, не сейчас, значит, еще есть немного времени и немного привалов и дорог в этой жизни!
Вперед!
Он поднял глаза и узидел журавлей. Запрокинув голову, он ясно видел их мощные крылья, распластанные в небе над ним. Он даже видел, как один из них посмотрел на него и позвал его.
Это могло быть только Его знаком.
Я иду... - прошептал монах. - Только еще один глоток этого воздуха, чтобы были силы идти дальше.
Но стоит ли тратить свою молодую жизнь, чтобы узнать путь к достижению состояния Будды в соответствии с учением Йогачары? Может быть, это гордыня? Разве может перевод одной книги примирить все школы, остановить все споры?
Молодость. Наивность.
Нет, он не задавал себе этого вопроса. Его
вещий сон вел его вперед, на поиски древней книги и священной страны Уддияны.
Самарканд, словно сказка среди песков, словно мираж, возник перед ним. Множество великолепных белоснежных храмов с золотыми крышами на фоне пронзительно синего неба, монахов разных школ, множество торгового люду со всего мира. Шелк, фетр, черная и белая яшма, бесконечные навесы, под которыми располагались лавки с разноцветными камнями, золотом, серебром, белой шерстью, шелковыми полотнищами, вышитыми нежными лотосами.
Читать дальше