Трушова - Православие и Культура

Но русская культура, во всемъ своемъ цѣломъ, никакъ, все же не можетъ быть охарактеризована только какъ провинціальная культура Запада, — въ нашей культурѣ звучатъ и иные тона, намѣчаются и иныя перспективы. Мы до конца вбирали въ себя культуру Запада, но не одной ею мы жили; своеобразіе русскаго генія успѣло выразиться за полтора вѣка съ такой ясностью, что мятущійся Западъ къ намъ именно и обращается съ надеждой во взорѣ. Мы — европейцы въ своей культурѣ, но не только европейцы; въ насъ есть еще нѣчто иное, свое, еще непонятое не только Западомъ, но можетъ быть и нами, и именно это свое въ насъ и влечетъ Западъ, оно то и даетъ намъ возможность не только глубоко переживать трагедію Запада, какъ свою собственную трагедію, но даетъ намъ и силы подойти къ проблемамъ Запада свободно и самостоятельно. У насъ есть своя точка опоры, которой не знаетъ Западъ, есть свои источники питанія, которыми лишь случайно и тайно питался онъ. Русская культура все больше развертывается въ новую міровую культуру, въ новый типъ культуры, и это даетъ иамъ право подойти къ кризису Запада въ свѣтѣ тѣхъ новыхъ путей, которые открываются передъ русской культурой.

Всякая культура религіозна въ своемъ основномъ смыслѣ, хотя бы ея эмпирическое содержаніе и стояло внѣ религіи. .Этотъ тезисъ особенно ясно выступаетъ въ отношеніи западной культуры, содержаніе которой такъ часто бываетъ не только внѣдерковнымъ и внѣрелигіознымъ, но даже и антицерковнымъ и антирелигіознымъ. Но какъ разъ именно то течете, которое выразило послѣднюю тенденцію, связано съ созданіемъ новой религіозной системы, которую вслѣдъ за Контомъ и Фейербахомъ можно назвать религіей человѣчества или вслѣдъ за Достоевскимъ — религіей человѣкобожества. Религіозный смыслъ утопій «земного рая», «вѣра въ человѣка» много разъ былъ отмѣченъ въ русской литературѣ, но не всегда у насъ обращали вниманіе на то, что идеалы и задачи, проблемы и замыслы религіи гуманизма стоятъ въ глубочайшей внутренней связи съ христіанствомъ. Вся Европа живетъ идеалами, завѣщанными міру Христомъ, и не можетъ отъ нихъ отойти даже въ лицѣ воинствующаго гуманизма, зачастую антирелигіознаго въ своемъ содержаніи, но глубоко религіознаго въ своемъ смыслѣ. Среди русскихъ мыслителей впервые понялъ это Чаадаевъ, который съ исключительной силой почувствовалъ религіозное единство и религіозный смыслъ западной культуры, — а затѣмъ эта идея была съ несравненной глубиной выражена Хомяковымъ и Достоевскимъ. Продолжая Чаадаева, Достоевскій и говорилъ о католическомъ характерѣ всей европейской жизни и проводилъ различіе между католичествомъ, какъ церковью, и католической идеей, опредѣляющей характеръ европейской культуры.

Это пониманіе Запада, какъ носителя и выразителя католической идеи, совершенно правильно, но я не имѣю сейчасъ въ виду развивать и обосновывать здѣсь эту мысль. Я считаю только необходимымъ отмѣтить, что кризисъ западной культуры, по моему мнѣнію, потому такъ глубокъ и трагиченъ, что это есть кризисъ западнаго христіанства. Западъ живетъ горячо и страстно завѣтами Христа, западная культура, при всей остротѣ церковныхъ разногласій въ ней, при всей напряженности антицерковнаго, нерѣдко даже и антихристіанскаго паѳоса, все же, въ своихъ основахъ, въ своемъ цѣломъ, остается христіанской культурой, не можетъ забыть Христа, хотя и не можетъ исполнить Его слово. Трагедія Запада есть больше всего и прежде всего трагедія христіанской культуры, утерявшей внутреннюю цѣлостность, но не утерявшей Христа, утерявшей былую силу, но не могущей отойти отъ благовѣстія Христова. Чѣмъ дальше, тѣмъ больше, тѣмъ острѣе выступаетъ религіозная природа, религіозный смыслъ переживаемаго Западомъ внутренняго кризиса, — и съ тѣмъ большей силой чувствуемъ мы, столь близкіе Западу во многомъ, но живущіе инымъ пониманіемъ христіанства, что исходъ для Запада, а слѣдовательно и для насъ, посколько мы съ Западомъ, можетъ быть найденъ лишь въ религіозной плоскости, именно въ лонѣ Православія. Мы не можемъ отойти отъ мысли, что пробилъ историческій часъ Православія; чѣмъ болѣе сіяетъ оно намъ, живущимъ въ Православіи, тѣмъ болѣе непобѣдимо встаетъ эта мысль… Не знаю, пришелъ ли историческій часъ для Православія, какъ Церкви, не знаю и не чувствую этого; скорѣе думаю, что для этого еще не настало время, что историческому прославленію Православія, какъ Церкви, должна предшествовать эпоха внутренняго, невидимаго пріятія міромъ Православія. Думаю поэтому, что мы вступили въ эпоху православной культуры, построенія системы культуры на основахъ Православія. Міръ долженъ внутренно обновиться черезъ пріобщеніе къ духу Православія, долженъ быть явленъ типъ православной культуры, должно вновь открыть для историческаго творчества путь къ Христу, связать его съ Христомъ. Осіяніе историческаго процесса въ человѣчествѣ свѣтомъ Христовымъ, оплодотвореніе культурнаго творчества духомъ Православія, вообще выявленіе въ историческомъ процессѣ, въ исторической активности началъ Православія, — вотъ къ чему подошли мы. Католичество потому и безсильно сейчасъ исторически (въ глубокомъ смыслѣ слова), что оно то именно и создало внутреннее расщепленіе въ человѣческой душѣ на Западѣ, что оно какъ разъ и породило кризисъ культуры. Лишь черезъ Православіе міръ можетъ . вернуться къ цѣлостности и полнотѣ, открытой намъ Христомъ, но пріобщеніе христіанскаго и внѣхристіанскаго міра къ полнотѣ и правдѣ Православія должно пройти черезъ эту стадію внутренняго устремленія мятущейся современной души къ Православію, черезъ стадію построенія всей системы культуры на началахъ Православія. И если дѣйствительно мы вступаемъ въ вѣкъ православной культуры, то этимъ весь христіанскій міръ будетъ выведенъ изъ своего тупика, будетъ излѣченъ отъ своей основной болѣзни. Идея православной культуры свѣтитъ намъ, какъ огненный столбъ, указывающій намъ путь впередъ.