На этом этапе перед нами неизбежно встает еще один вопрос. Каким образом Иисус вводит в действие Царство Божье? Он посылает своих учеников в города и селения, и, к своему удивлению и восторгу, ученики видят, что дела Иисуса, в частности исцеления, которые могущественно свидетельствовали о действии Божьей силы в мире, совершаются и через них. (Заметим попутно, что Иисус не ставил перед учениками «нравственные задачи», чтобы их испытать, как если бы все зависело от того, насколько их мораль соответствует стандарту. Об этом тоже зайдет речь — и первые указания на их нравственный мир не слишком обнадеживают, поскольку они ссорятся между собой. Но Иисус поручает им сделать нечто такое, что приближает осуществление Божьего замысла. Язык жизни — это язык, на котором Бог через людей говорит к миру.) Но неужели это все, что надо было сделать? Несколько учеников Иисуса дарят новую жизнь и надежду крохотному количеству людей, с которыми они пересеклись, — но в целом мир продолжает жить по–старому. Неужели это все?
Разумеется, нет. Иисус имел в виду нечто куда более радикальное, нечто такое, что придало движению его последователей уникальную форму. Именно это решительно отделяет представления Иисуса и его первых учеников о добродетели ото всех прочих подобных теорий. По сути, Иисус верил, что Божье будущее начнет действовать в мире лишь в том случае, если противоборствующие ему силы — силы хаоса и разрушения, ненависти и подозрительности, насилия, гордости, жадности и амбиций — удастся не просто обойти, но сокрушить, встретившись с ними в битве. Вот как он понимал свое царственное и священническое призвание. Размышляя в молитве над священными текстами Израиля, Иисус понял, что для победы в этой битве нужно исполнить двойную роль царя и священника: Мессии Израиля, который сражается за Царство через свои страдания и смерть, и истинного священника Израиля, который послушно приносит Богу Израилеву жертву в новом Храме. Это призвание настолько глубоко, что нам трудно его понять, и тем не менее Иисус верил, что он был Мессией Израиля и священником Израиля, а потому должен претерпеть свои страдания как жертву послушания, несущую победу.
Как это призвание, совершившееся через смерть и воскресение Иисуса, связано с тем, что он сказал в Нагорной проповеди и в других местах о грядущем Царстве и о том, что его последователи должны жить сегодня в свете непреложного Божьего будущего?
Неизбежная смерть Иисуса — которую он так глубоко понимал в свете Писания, что мог не только ожидать ее, но и заранее видеть ее значение, — тесно связана с его вестью о приходе Царства Божьего и с призывом, обращенным к ученикам, начать изучать язык этого Царства уже сейчас. По меньшей мере, это утверждают все четыре евангелиста. Они не ставят четких границ между Царством, которое возвещает Иисус, и его смертью. Две эти вещи неразрывно связаны. Но это подводит нас к вопросу, который вызывает споры во всем западном христианском мире и который нам необходимо разрешить, иначе он останется препятствием для понимания христианской добродетельной жизни, к которой призывает нас Иисус, и тем более для постижения того, как такое понимание соотносится с другими представлениями о добродетели античного или современного мира.
Христиане, особенно на Западе, на протяжении многих лет делились на две группы: на «людей посланий» и «людей Евангелий». «Люди посланий» ставят в центр христианства смерть и воскресение Иисуса, которые «спасают нас от грехов». «Люди Евангелий» в первую очередь думают о следовании за Иисусом через заботу о голодных, помощь бедным и так далее. «Люди посланий» часто плохо понимают, почему Иисус говорил о приближении Царства и призывал своих учеников к «совершенству». «Люди Евангелий» (быть может, их правильнее было бы назвать «людьми начала Евангелий», потому что их образ мыслей обычно мешает им увидеть смысл последних евангельских глав) часто не могут осознать, почему Иисус, творивший все эти замечательные дела, должен был умереть — причем умереть так быстро. Вследствие этого им трудно бывает понять смысл наиважнейших тем богословия Павла.
На самом деле, мы не найдем оправдания такой постановке вопроса («или–или») ни в посланиях, ни в Евангелиях — не говоря уже о жизни самого Иисуса. Он считал, что Царство, которое он возвещал, может прийти только через его смерть и воскресение. Или, если начать с другого конца, что главная цель его смерти и воскресения — это установление Царства, о приближении которого он уже объявил вначале. Евангелисты повествуют о смерти Иисуса особым образом. Они подробно описывают учение и еще подробнее суды у первосвященника и римского правителя не для того, чтобы придать повествованию «местный колорит» или предварить историческими деталями центральное событие (само распятие), о смысле которого говорится где–то в других местах. Значение креста, как его передают евангелисты, заключается в том, что это казнь того, кто несет в мир Царство, того, кто исполняет и «царское», и «священническое» призвание Израиля и всего человеческого рода, того, кто одновременно воплощает в себе Бога Израилева, пришедшего установить свое Царство и на земле, как на небе. Знаменитые отрывки, которые отражают то, что позднее стали называть «богословием искупления» (такие, как Мк 10:45: «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих»), дают нам ключ к пониманию смысла всей этой истории, и это вовсе не искусственное применение богословия Павла и его школы (Иисус «умер за наши грехи») для интерпретации истории, которая на самом деле говорит о чем–то ином.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу