Поль Гольбах - Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

В августе 1770 г., тотчас же после своего появления, "Система природы" вместе с некоторыми другими книгами была приговорена парижским парламентом к публичному сожжению. В пространной речи королевский прокурор Сегье выразил всю ненависть господствовавшей верхушки общества перед этими "мятежными" сочинениями и прежде всего перед "Системой природы", автор которой оставался неизвестным.

Подробно изложив содержание "Системы природы", прокурор заявлял, что ее сочинитель "превосходит своей дерзостью Эпикура, Спинозу и всех философов, или, вернее, всех атеистов прошлых веков", что "в глазах этого святотатца" вера в бога - "вредный предрассудок, порожденный страхом, возвещенный обманщиками, распространившийся благодаря невежеству и трусости, укрепившийся при помощи деспотизма". "По его мнению, неистовствовал Сегье, вполне разгадавший революционную суть материализма и атеизма, - лица, стоящие во главе нации, - не что иное как узурпаторы, присвоившие себе пышный титул представителей бога только для того, чтобы безнаказанно и деспотически распоряжаться страной. Согласие между духовенством и монархической властью в его глазах не более как союз против рода человеческого". ""Система природы" и подобные ей сочинения,- продолжал этот страж трона и алтаря,- имеют в виду не только подорвать христианскую религию, но и разрушить до основания всякую веру, всякий страх божий..."; проповедуемое ими учение стремится не только посеять семена атеизма, но и передать "всю исполнительную и законодательную власть в руки большинства", уничтожить "неравенство между общественными группами и сословиями". Прокурор призывал к "спасительной строгости" и прямому походу против "дерзкой" книги. (Выдержки даны по переводу речи прокурора Сегье, опубликованному в кн.: К. Н. Беркова, "П. Гольбах", М., 1923, стр. 67-71). Следом за светской властью ее осудили власти духовные. В ноябре того же года специальным декретом инквизиции "Система природы" была внесена в "Индекс запрещенных книг", в котором значится и по сей день.

И во Франции и за ее пределами обскуранты охотно вняли призыву королевского прокурора и папскому запрету; не жалея ни времени, ни бумаги, они принялись за критику гольбаховского труда. Особенное усердие в этом безнадежном деле проявил доктор теологии парижский каноник Бертье, уже год спустя издавший два тома своего "Рассмотрения материализма, или Опровержения "Системы природы"". В Германии наряду с другими "Систему природы" взялся опровергать "философ на троне" Фридрих II. Против нее были обращены и многочисленные брошюры, в которых убогие аргументы, призванные удалить "язву неверия", перемешались с бранью и пасквилянтством. Однако все эти писания успеха не имели - разве что способствовали большей славе "Системы природы", вышедшей в предреволюционные годы в девяти изданиях на французском языке, а позже неоднократно появлявшейся на немецком, английском, испанском языках и - в отрывках - на русском, несмотря на жесточайший цензурный режим в конце XVIII века.

Все эти факты, связанные с появлением "Системы природы", показывают, в каких условиях приходилось Гольбаху и его друзьям совершать свое благородное дело борьбы против феодальной, религиозной идеологии, против обскурантизма, мракобесия дворянско-церковных кругов, стремившихся увековечить ненавистный народу "старый порядок". Изданный в апреле 1757 г. правительственный декрет под страхом смертной казни воспрещал "сочинять, печатать и распространять в публике сочинения, направленные против религии, королевской власти и общественного спокойствия". (Цит. По кн.: П. Ардашев, "Администрация и общественное мнение во Франции перед революцией", Киев, 1905. Десять лет спустя, в марте 1767 г., королевская декларация вновь предписывала "полное молчание касательно всего, что относится к религии" (Ардашев), имея, конечно, в виду не писания церковных ортодоксов, а выступления вольнодумцев и атеистов.

Хотя законы эти и не всегда применялись по всей форме, а в ряде случаев просветители-энциклопедисты ограждались от них влиятельными покровителями, вроде, например, полицейского чиновника по делам печати Мальзерба, Гольбах и его друзья, тем не менее, имели все основания для строгой конспирации в своей литературно-атеистической деятельности. К этому вынуждали их и пример Дидро, которому уже довелось испытать заключение в Венсенском замке, и длинный список запрещенных и сожженных вольнодумных книг, и обыски, которым подвергались они сами в качестве издателей "Энциклопедии", наконец - строжайшая цензура государственного совета, парижского парламента, Сорбонны, католической церкви и лично короля.