Ярослав Пеликан - Странный новый мир внутри библии

Однако, уже в некоторых местах Танаха, а впоследствии более подробно у иудейских комментаторов этот милитаризм языка Библии становится аллегорией того, что впоследствии было названо войной плоти и духа. В конце его жизни было «слово Господне [к Давиду], и сказано: “Ты пролил много крови и вел большие войны; ты не должен строить дом имени Моему, потому что пролил много крови на землю пред лицом Моим”» (1 Пар. 22:8). Строитель Храма не должен был быть воином, даже таким, который сражался во многих войнах за Бога. Итак, «Господь сил… прекращает брани до края земли» (Пс. 45/46:8-10). Этот антитезис библейскому милитаризму языка и образа жизни достигает кульминации в видении пророка Исаии (Ис. 2:4):

И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют свои мечи на орала, и копья свои — на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будет более учиться воевать.

Поэтому, когда ангелы в новозаветной истории Рождества, вместо того чтобы уничтожать разом 185 тысяч врагов в ассирийском (или даже в римском) лагере, провозгласили «на земле мир» (Лк. 2:4), они продолжали видение Исаии в Танахе. И когда Павел пояснял, что «оружия воинствования нашего не плотские» (2 Кор. 10:4) и перечислял элементы «всеоружия Божьего» (Еф. 6:12–17), он переходил от конкретного к «духовному» смыслу традиционного милитаристского языка.

Однако образ жизни, введенный Новым Заветом, также не лишен проблем, две из которых стоит обсудить здесь. Невозможно спорить с тем, что важным чаянием новозаветной общины было ожидание близкого конца света, которое, согласно учению, должно было определять образ жизни христиан. Павел озвучил это ожидание, говоря, что «мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших… и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе» (1 Фес. 4:15–17). Это ожидание как мотивация поведения проходит через всю новозаветную этику: «близок всему конец. Итак будьте благоразумны и бодрствуйте в молитвах!» (1 Пет. 4:7) Но конец всему не приходил и не пришел до сих пор. Как быть христианам с их представлениями о нравственной жизни, построенными в большей или меньшей, но, безусловно, значительной мере на предпосылке, что «близок конец» и присутствие Христа вот-вот ворвется в человеческую историю? Вся школа новозаветной герменевтики и раннехристианской историографии основывалась на тезисе об «откладывании конца», который мотивировал введение элементов стабильности и длительности, таких как авторитет епископа и вероучения, — чтобы компенсировать разочарование.

Необходимой частью православного ответа на этот аспект вопроса о странном мире Библии стало учение о таинствах. Эсхатологические обещания и молитва, которыми завершается Новый Завет: «Свидетельствующий сие говорит: аЕй, гряду скоро!” Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр. 22:20) — уже во II веке, а может быть, еще раньше переносятся в евхаристическую литургию, подчеркивая, что Христос приходит на каждую евхаристическую службу Именно в этом постоянном и неотступном присутствии верующие находят осуществление обещания Иисуса — «Не оставлю вас сиротами; приду к вам» (Ин. 14:18) — по большим соборам и глухим деревенькам, всегда в предстоянии великому и последнему Дню Господнему, но и теперь ничуть не «осиротевшие», ибо, как обещает другое высказывание, которое тоже толкуется литургически, «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20).

Тесно связана с ожиданием конца еще одна черта библейского образа жизни, быть может, еще более «странная», однако не «новая» — ее аскетизм. По крайней мере отчасти подразумевая «времена тяжкие» (2 Тим. 3:1) и то, что «проходит образ мира сего» (1 Кор. 7:31), Павел советует: «выдающий замуж свою девицу поступает хорошо, а не выдающий поступает лучше» (1 Кор. 3:8). Что бы ни означали загадочные слова Иисуса о «скопцах, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного» (Мф. 19:12), — а было множество людей в разные периоды христианской истории, которые исполняли их ужасающе буквально, — эти слова, как и приведенные слова Павла, во всяком случае, отдают предпочтение безбрачным и девствующим. То же самое можно сказать и о словах Откровения относительно «ста сорока четырех тысяч, искупленных от земли…, которые не осквернились с женами, ибо они девственники» (Откр. 14:3–4). Если аскетизм иногда отвергают как новозаветное отклонение от возможно более здорового образа жизни, заповеданного Танахом, стоит вспомнить, что один из величайших героев Танаха, могучий Самсон, изображен как «назорей» (Суд. 13:5), последователь «обетов назорейства» (Чис. 6:1-21) — аскетизма, установленного Торой, запрещавшего употреблять виноград в любом виде и стричь волосы.