Ярослав Пеликан: Странный новый мир внутри библии

Бесконечные и изнурительные полемики XIX–XX вв. относительно первого раздела Бытия, по крайней мере, в деталях показали, что не так легко «вписать» библейскую картину — или «картины» во множественном числе — вселенной в схемы современной физики или биологии. Даже при помощи метода «отложенного недоверия», предлагаемого Кольриджем, нам все же довольно трудно мысленно перенестись в мир, где причинами болезней являются демоны, а не микробы. Был ли или не был «Лука, врач возлюбленный» (Кол. 4:14) настоящим автором Евангелия, носящего его имя, и Деяний Апостолов, но в этих книгах, как и во всем Новом

Завете, нет ни одного исцеления, которое бы однозначно приписывалось обычному врачу или естественному лечению. Поскольку «в древности небо было ближе», [7] 7 Shirley Jackson Case, The Origins of Christian Supernaturalism (Chicago, 1946), I. сверхъестественные силы, как добрые, так и злые, были всегда рядом, но нам-то, даже если мы иудеи или христиане, инстинкт велит относиться к сообщениям об этих силах с подозрением и недоверием. Однако когда апостол Павел в кульминации своего великого гимна смирению и возвышению Христа говорит: «дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, и земных, и преисподних» (Фил. 2:11), он, кажется, оперирует трехуровневой картиной вселенной, которая была актуальна для его современников, но которую сегодня не приняли бы даже заядлые буквалисты в интерпретации Библии.

Кроме всего прочего, присутствие в Библии взглядов на природу и вселенную, на наш взгляд, «донаучных», нельзя свести к скорлупе ореха, от которой можно избавиться, чтобы достигнуть вечного «ядра». Как показывают гимны ап. Павла, эти взгляды тесно связаны с основным посланием. Вместе с тем, если посмотреть на нее в перспективе истории библейских толкований и комментариев, иудейских и христианских, эта «донаучная» картина вселенной оказывается совместимой с весьма разнообразными «научными» картинами, сменявшими одна другую с течением времени. Без натяжек можно обобщить, что не существует такой научной космологии, с которой послание Библии нельзя было бы примирить хоть в какой-то мере, однако не существует и такой, в которой ему было бы вполне комфортно. Более того, приспособление послания Библии к той или иной космологии, как правило, достигало совершенства примерно в то же время, когда эта космология уже сдавала свои позиции преемникам. В итоге, каким бы словарем ни пользоваться, научным или философским, древним или современным, просто невозможно прийти к сколько-нибудь эквивалентной формулировке, которая обладала бы вечно пребывающей мощью совершенной формулы, открывающей Книгу Бытия: «В начале сотворил Бог небо и землю». Благодаря самой безотносительности библейской космологии все снова и снова соотносится с ней.

Когда Новый Завет в Библии короля Якова описывает молодую общину христианской Церкви как «род избранный, царственное священство, народ святой, люд особенный» (а chosen generation, a royal priesthood, an holy nation, a peculiar people — 1 Пет. 2:9), он использует английское слово peculiar не в современном значении «чудаковатый», «эксцентричный», и Пересмотренная английская Библия (Revised English Bible) правильно передает эти титулы как «род избранный, царственное священство, народ предназначенный, люди, взятые Богом в удел» (a chosen race, a royal priesthood, а dedicated nation, a people claimed by God for his own). Но, с другой стороны, peculiar в современном понимании может быть не таким уж неподходящим вариантом.

Антиеврейские читатели Танаха, даже когда это христиане, со своего рода удовольствием отмечали характерно еврейские черты людей, населяющих его страницы. Иногда, к примеру, казалось, что обрезание доминирует над божественным призывом очистить сердце. Или же в византийском трактате против иудеев автор удивляется, почему они отказываются есть свинину, но готовы есть курицу, «еще более нечистую, чем свинья, в том, что она ест и где она ходит». Если обобщить, очень многие из постановлений и обещаний Танаха относятся более к этой земной жизни и к телу, чем к жизни вечной и к душе. Гимны вроде этого (Пс. 126/127:3–5):

Вот наследие от Господа: дети;

награда от Него — плод чрева.

Что стрелы в руке сильного,

то сыновья молодые.

Блажен человек,

который ими наполнил колчан свой,

создают впечатление, что земля, а не небо — то место, где окончательно исполняется Божье благословение, и что вечная жизнь означает продолжение жизни в наших потомках. Более того, все это нередко отдает этноцентризмом: «люд особенный» — это избранный народ, и никакой другой. Большинство Божьих обещаний адресуются не индивиду, даже не благочестивому индивиду, а целому народу Произвольный выбор Богом Своего «избранного народа» может даже оскорблять элементарное чувство справедливости.