протоиерей Александр Мень - Русская религиозная философия

Когда он был в Египте, он был уже сознательным христианином. Более того, в эти юные годы у него возникает смелое и совершенно отвлеченное решение: создать систему, в которой вечная истина христианства была бы изложена на языке современной ему философии и науки. Возможно ли это? Возможность этого он видел в самом своем методе. Он начал писать книгу «Философские начала цельного знания», он не отбрасывал в ней ни науку, ни технику, ни экономику, ни метафизику, ни богословие — все это выстраивалось в огромное синтетическое целое. На элементарном уровне — научные знания: тут экономическая наука, естественная наука, потом отвлеченное знание — метафизика, и потом мистическое знание. Все переплетается, как в самом человеке! В человеке живет: вещественное, телесное, биологическое, в нем живет отвлеченная мысль; и в нем живет нечто иное, глубинное, интуитивное, что порождает силу, именуемую верой. А вера есть способность человека воспринимать Божественное Откровение.

В это время Соловьев задумал написать историю религии. Своей невесте он говорил, что хочет написать историю религии, которая бы показала место христианства в мировом религиозном становлении. Но план этот не был выполнен.

Что было главным в его дальнейшем труде? Он стал свободным писателем и философом в 1881 году. Каким образом? Он, наследственный ученый, сын знаменитого Соловьева; он, магистр, а потом доктор, — не ему ли преподавать философию в университете? Но ведь он еще был и христианин, и политический и общественный мыслитель! Когда был убит Александр II, он пишет царю Александру III письмо. Он выступает с речью, в которой говорит, что царь как христианин должен отказаться от смертной казни цареубийц, тех людей, которые убили Александра II. Именно как христианин. Не отрицая того, что это было преступление. Но на убийство отвечать другим — это для христианина не решение вопроса. И надо сказать, что это как–то сразу создало вокруг Соловьева нездоровую ауру и ему пришлось бросить университет. И вот с тех пор, с 1881 года по 1900, когда скончался, он ведет образ жизни, может быть, немного похожий на образ жизни своего далекого предка, Григория Саввича Сковроды. Он жил чудовищно! Я удивляюсь только, что он не умер раньше. У него не было дома, он питался как попало, жил по гостиницам, кочевал из города в город, из страны в страну. Как он мог писать столько?! — это остается до сих пор тайной. Он писал в каких–то номерах, иногда на обрывках бумаги. У него было много друзей, в частности он дружил с семьей покойного поэта Алексея Константиновича Толстого. В этой семье он встретил женщину, которую любил больше всех в течение многих лет. Но она была замужем, а когда муж ее умер, что–то в их отношениях надломилось, так он и остался один.

Он вел аскетический, спартанский образ жизни. Но в этом не было ничего наигранного, ничего вымышленного, наоборот, он любил добрую компанию, любил, чтобы в этой компании было и вино. Разумеется, он не одобрял пьянства, но для интеллектуальных людей, говорил он, поднять свой дух за бутылкой вина — это только на пользу, здесь он ссылался всегда на пример героев платоновских диалогов, особенно платоновского диалога «Пир». И вот этот человек — у него ни кола, ни двора, все деньги, которые он зарабатывает, раздает тут же кому попало, ходит в одежде иногда с чужого плеча… Его часто принимают то за епископа, то за священника, а однажды мальчик в гостинице сказал: вот Боженька идет — Соловьев шел в старой шубе, у него была уже длинная борода, длинные волосы. Он был близорук — глаза, смотрящие в пространство. Иконописное лицо. Таинственный человек!

Очень остро его описывает Андрей Белый, поэт, который видел его в детстве. Современники оставили массу воспоминаний о нем: его глазах, которые меняли свой цвет, и его смехе, который одним казался гомерическим, радостным, а другим казался каким–то демоническим; противоречиях его жизни, любви его к каламбурам.

И этот человек, загадочный, странный, бездомный, пишет книгу, которую он назвал «Великий спор». Он говорит о том, что Запад с Востоком уже давно спорят! Упрощенно говоря, восточное познание — человек ничто, Бог все! Бесчеловечный, грозный Бог! А на Западе — безбожный человек, духовно вытесняется человеческое «я» вперед. И христианство, Евангелие, есть, согласно Соловьеву, синтез и Востока, и Запада. «И свет, исшедший от Востока, с Востоком Запад примирил» — писал он в одном из своих стихотворений. И, показывая панораму истории Церкви, блестяще анализируя борьбу ее с ересями, он впервые задумывается над проблемой, которая потом стала содержанием его жизни: почему все–таки антагонизм победил? Почему, когда христианство соединило Восток с Западом, они потом опять распались, и уже на сей раз под христианскими знаменами? Получился христианский Восток, христианский Запад.