Александр Мень - От рабства к свободе

Почему раньше этот вопрос так не ставился? По всей видимости, довлело родовое сознание. Родовое сознание, которое удовлетворялось тем, что будет справедливость, которая восторжествует в народе, в детях, внуках, в твоем роде, в клане, в племени. Но с какого-то времени вырастает личностное самосознание, и человек спрашивает о своей личной судьбе.

Были толкователи, и теперь еще есть, которые думали, что Иов есть прообраз, прототип народа Божия, что он воплощает Израиль. Ничего подобного! Вопрос, который он ставит, касается индивидуума. Это история судьбы личной. Это слова о человеке, жизнь которого проходит как сон. Жизнь его пролетает, и он уже ничего не может найти.

Отсюда становится все тошнотворно. А самое главное, что Иову непонятно, с точки зрения прежней, несколько упрощенной схемы, что с ним произошло. Ведь в сказках добро всегда побеждает и награждается, а зло повержено. Почему это так? Права ли сказка? Да! Она права! Она права в глубочайшем, метафизическом, общеисторическом смысле.

Зло обязательно будет наказано. Обязательно будет торжествовать добро. И в этом смысле сказка — величайшая мифологема человеческого сознания. Но! С другой стороны, в конкретной действительности это происходит не так очевидно, то есть далеко не так быстро, как мы хотим. Это не выглядит как упрощенная сказочная схема. За сказкой наступает время взрослости. И вот таким взрослым стал Иов.

А его друзья еще живут старой схемой. Они обращаются к нему с увещаниями. Один говорит: быть может, ты согрешил в чем-то? Покайся. Он говорит: нет, я не виновен перед Богом. Другой говорит, что все равно человек перед Богом грешен. И каждый из них излагает свою теорию теодицеи, богооправдания. Иов выслушивает их. Вроде бы хорошие слова, благочестивые.

Надо сказать, что, тайно полемизируя с ними, священный автор крайне объективен, он вовсе не создает карикатуры, он не изображает оппонентов Иова в виде идиотов. Это мудрые люди, которые излагают традиционный религиозный взгляд на вещи. Один говорит, что трудности — это Божье возмездие для укрепления души — и это верно.

«Блажен, кого обличит Бог,

и наказания от Крепкого не отвергай».

(5. 17)

Но Иова интересует уже не только своя судьба.

Из города стоны людей слышны,

и души убиваемых на помощь зовут; и этого не прекратит Бог!

(24. 12)

Значит, он уже задумывается о всех безумствах, которые творятся в мире.

К чему злые остаются жить,

достигают старости в расцвете сил?

В счастье провожают они свой век и сходят в преисподнюю легко.

(21.7, 13)

И это вызывает у него не только возмущение, но отвращение к жизни, потому что если несправедлив Бог, то кто тогда справедлив?

Тошной стала мне моя жизнь!

Жалобам моим волю дам,

в горечи души моей заговорю!

Скажу Богу: не засуживай меня, открой, за что Ты на меня напал?

(10. 1–2)

Здесь я должен подчеркнуть родство тематики Иова со скованным Прометеем Эсхила. У нас Прометея стилизуют под некоего атеиста-революцио-нера, который пытается свергнуть бога Зевса. Это, в лучшем случае, вульгарная интерпретация. Прометей тоже бог, как и Зевс, только в другом ранге. И когда Эсхил пытается противопоставить Прометея и Зевса, то на самом деле греческий поэт борется за образ истинного Бога — против мрачного образа диктатора и тирана.

То же самое, правда, по-своему, происходит у Иова. Он борется, он хочет прорваться к истинному Богу — через маску обстания, которое его терзает и мучит! И он не остановится, пока что-то не произойдет.

И идут между Иовом и друзьями споры. Идут дискуссии. Пока у Иова не срывается горькое слово: «Жалкие вы утешители — я не могу вас слушать!» Но, в конце концов, он начинает кричать уже к Богу, потому что их слова звучат для него как насмешки.

«Заступись Сам за меня пред Собой!

(заметьте, какое интересное выражение)

Иначе кто поручится за меня?!

И вдруг у него вырывается вопль надежды:

Но нет, я знаю: мой Заступник жив, и в конце встанет над прахом Он, и, когда кожа моя спадет с меня, лишаясь плоти, я Бога узрю!

Да, сам я узрю Его,

мои не вчуже увидят глаза — истаивает сердце в моей груди!

(19. 25–27)

Очень странное, трудно поддающееся комментированию ощущение, что все-таки он до конца стоитв вере. Он знает, что ему будет дан ответ, несмотря на все его негодование и обличения.

Друзья спорят и умолкают. Умолкают, потому что Иов разбивает все их богословские аргументы. И

надо сказать, что какой-то очень древний переписчик, или книжник, благочестивый комментатор не выдержал этой картины — ведь Иов своими кощунствами заставил умолкнуть трех богословов! И поэтому он вводит еще одного героя — Элиу, молодого человека, который, как ему кажется, говорит более убедительно. Но это ничего не прибавляет. Если вы будете читать книгу Иова, вы заметите, что этот Элиу вдруг появляется неизвестно откуда, произносит свои речи и также неожиданно куда-то исчезает.