Опять-таки, если мы сравним два подхода: буквализм и поиск фактов с метафорическим прочтением, — мы придем к интересным выводам. При первом подчеркивается достоверность произошедшего. Иисус реально ходил по морю — равно как и Петр, который пока не испугался и не начал тонуть. Что мы увидим при буквальном прочтении отрывка? Просто рассказ об удивительном событии, которое невозможно повторить? Или же текст подразумевает, что мы тоже можем — в самом буквальном смысле — ходить по воде, если только не боимся и имеем должную веру в Иисуса? Неужели в этом суть данного рассказа: что мы тоже можем ходить по воде?
Если же мы будем читать его как метафорическое повествование, мы расставим акценты иным образом. Когда Петр испугался, он начал тонуть, и его страх был назван «маловерием». Так оно и есть. Когда в нас мало веры, мы тонем. Но с верой мы стоим на воде даже во мраке, во время бури или бедствия. Датский богослов и философ XIX века Серен Кьеркегор дал такое определение вере: вера есть плавание по воде глубиной в семьдесят тысяч морских саженей. Если мы пугаемся и начинаем трепыхаться, нас покидают силы и мы тонем. Но вера держит нас на воде. В поэме Дениз Левертов «Открытое признание» смысл веры описан такими словами:
Как купальщик не страшится
лежать, глядя в небо,
поддерживаемый водой,
как сокол ложится на воздух,
и воздух держит его,
так и я хочу научиться
падать и плавать
в глубоких объятиях Духа Творца,
зная, что никакими усилиями не заслужить
этой все окутывающей благодати. [29] Denise Levertov, The Stream and the Sapphire (New York: New Directions, 1997), p. 6.
Вот каково — и гораздо более того — значение этой истории, если ее читать как метафорическое повествование.
Для понимания метафорического значения подобных текстов не обязательно отрицать их достоверность. Кто-то желает верить, что Иисус действительно претворил воду в вино в Кане, что он действительно ходил по воде и позвал к себе Петра. Однако все равно важно спросить себя: «Каков более-чем-буквальный смысл этих историй?» Ибо их пересказывали именно ради их более-чем-буквального смысла. Поэтому иногда я говорю: «Верьте во что угодно относительно фактической достоверности этих историй — и давайте теперь поговорим об их более-чем-буквальном смысле». Истина метафорического нарратива не зависит от достоверности фактов. Историческая достоверность — не их предназначение. Эти мысли будут особенно важны для нас, когда мы перейдем к третьему примеру.
Рассказы о рождении Иисуca
Рассказы Матфея и Луки о рождении Иисуса — это очень хорошо знакомые всем евангельские истории. Для многих христиан их первые воспоминания, связанные с Иисусом, Библией и Богом, тесно переплетаются с рождественскими рассказами. И в детстве большинство из нас без тени сомнения думали, что «именно так оно и было».
Но многие ведущие исследователи Библии думают, что эти рассказы представляют собой скорее метафорические повествования, нежели исторические воспоминания. И поскольку данное утверждение может удивить одних христиан и показаться сомнительным другим, я начну с краткого объяснения, почему так думают ученые, а уже затем перейду к более важному вопросу — богатому и провокационному смыслу этих метафорических повествований. Я не стремлюсь «разоблачать» рассказы об удивительных событиях вокруг рождения Иисуса, напротив, я подчеркиваю, что они обладают великой силой как повествования, передающие истину и наполненные истиной. [30] Среди самых значимых свежих исследований, посвященных повествованиям о рождении Иисуса, следует отметать семисотстраничный труд Рэймонда Брауна: Raymond Brown, The Birth of the Messiah (New York: Doubleday, 1977; rev. ed., 1993), a также книгу в 300 страниц Роберта Миллера: Robert J. Miller, Born Divine: The Births of Jesus and Other Sons of God (Santa Rosa, CA: Polebridge, 2003). Поскольку вторая короче, достаточно ясна и беспристрастно рассматривает как исторические, так и богословские проблемы, ей можно отдать предпочтение.
Ученые сомневаются в исторической достоверности повествований о рождении Иисуса по целому ряду причин. Во-первых, они были созданы достаточно поздно. Рождественские рассказы мы найдем только у Матфея и Луки, а эти евангелия были написаны в последние два десятилетия I века. [31] Сам по себе тот факт, что эти рассказы приводят только Матфей и Лука, не имеет решающего значения. Есть тексты, которые приведены только у Матфея или только у Луки, которые, тем не менее, по мнению большинства ведущих ученых, восходят к историческому Иисусу. Это касается нескольких притчей. Например, только Лука приводит притчи о добром самарянине и о блудном сыне, только Матфей — притчи о работниках в винограднике и о немилосердном слуге, что не мешает большинству ведущих ученых полагать, что ядро каждой из этих притчей восходит к историческому Иисусу.
Ни Марк, самый первый евангелист, ни Павел, автор самой первой книги Нового Завета {5} 5 Первое послание к Фессалоникийцам. Датируется 52–53 годом. — Прим. ред.
, не говорят об особом рождении Иисуса. Молчит об этом и Иоанн. Допустим, рассказы о чудесном рождении Иисуса появились достаточно рано и были важны для первых христиан — как тогда объяснить тот факт, что о рождении Иисуса пишут только Матфей и Лука и молчат Марк, Павел, Иоанн и все другие авторы Нового Завета?
Читать дальше