Владимир Легойда - Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики

Однако нельзя забывать и того, что современный терроризм, равно как и терроризм в любые времена, есть прежде всего специфическая идеология, то есть ценностная система. Следовательно, вопрос можно переформулировать таким образом: способна ли либеральная демократия как ценностная система победить терроризм или эффективно противостоять терроризму как определенной системе ценностей? Казалось бы, ответ очевиден: как можно сравнивать ценности тех, кого мы сегодня чаще всего именуем «нелюди», с ценностями, которые полагают незыблемыми и священными любую человеческую жизнь, права и свободы человека и проч.? Однако все далеко не так просто. Дело не в том, какие ценности нам представляются лучше и правильнее, а в том, насколько находящийся в условиях нравственного и ценностного кризиса западный мир способен противостоять ценностной системе современного терроризма?

Мне представляется, что современное светское демократическое общество не очень готово к тому, чтобы вести ценностную борьбу с религиозно мотивированным экстремистом. И вот почему. Современный либеральный дискурс объявляет высшей, абсолютной ценностью человеческую жизнь как таковую. В религиозной перспективе такая позиция чрезвычайно уязвима, ибо человеческая жизнь есть ценность именно потому, что она связана с Абсолютной Ценностью – с Творцом. Религиозно мотивированный террорист не боится отдать жизнь за свои взгляды. Немотивированный подобным образом современный человек не может ему ничего противопоставить. Ценностная борьба уже проиграна. Террорист верит, что, например, взорвав себя, он попадет в рай. Идеология современной демократии создает рай на земле, поэтому любые «беспорядки в раю» становятся ударом по идентичности и вносят в общество серьезную дестабилизацию, обнажая уязвимые точки ценностного уровня общественной безопасности.

Итак, современная либеральная демократия проигрывает ценностное противостояние. Для серьезного противодействия терроризму обществу необходима укорененность в традиции, в которой есть сопоставимые ценности. Адекватным ответом на ценностный вызов со стороны терроризма может стать обращение к традиционным религиозным ценностям. Именно поэтому многовековые духовные традиции русской армии, основанные на православной вере, могут оказаться сегодня чрезвычайно востребованными.

Сразу оговорюсь: со многими высказанными А. Морозовым мыслями я вполне согласен. Поэтому хотелось бы, во-первых, коснуться тех положений статьи, которые, на мой взгляд, заслуживают некоторого уточнения, и, во-вторых, просто поговорить о том, на какие размышления – прямо или косвенно – данная статья наводит. И еще одна оговорка: под «религией» в данной работе я буду подразумевать «христианство» или «Православие» (помимо специально обозначенных случаев) и соответственно говоря о СМИ, буду иметь в виду современные российские масс-медиа.

А. Морозов высказывает мысль о том, что религия вообще (а Православие в частности) со своим контекстом – сущностным, смысловым и историческим – не вписывается в формат современных СМИ. Думаю, данное замечание вполне справедливо. Однако оно требует некоторого уточнения: Православие (как, впрочем, все авраамические религии, а также буддизм и некоторые другие религиозные традиции) в принципе не вписываются со своим контекстом в формат культуры как творения разума и рук человека. Смысл жизни христианина – спасение, стяжание Духа Святого, обожение – возможен только в Церкви как Мистическом Теле Христа, которое безусловно трансцендирует любой культурный опыт, связывает (religare) человека, живущего в мире артефактов, с не-тварным Абсолютом. В этом смысле религию никак нельзя назвать феноменом культурным, то есть являющимся детищем культуры 107.

Напротив, источником культуры – насколько может судить современная культурология и антропология – и является религия. Но подробнее об этом чуть позже. Сейчас лишь замечу, что вырастающая из религии культура по отношению к своей родительнице не теряет изначальной вторичности, не обладает самоценностью 108. Здесь кроется, на мой взгляд, фундаментальная антиномичность самой идеи христианской культуры: христианизация последней, с одной стороны, необходима, с другой – принципиально неосуществима до конца. Христианизация культуры возможна не как устроение Царства Божия на земле (оно сущностно внекультурно), но лишь как формирование правильного взгляда на культуру, как установление в обществе правильной иерархии потребностей: идеальные – социальные – витальные. Эта задача сама по себе является чрезвычайно сложной (практически неразрешимой?), как показывает развитие христианской – и западной, и восточной – цивилизации 109.