Павел Троицкий: Афонские встречи

Трудности заключаются в том, что, во-первых, никто не собирается давать для нашего похода «муляриков», как мы шутливо называем мулов, которые стоят на пристани, — они нужны для работы. Во-вторых, с первых же шагов оказывается, что нелегко подниматься даже по удобной лестнице, ведущей к скиту святой Анны. Под тяжестью непривычной для нас физической нагрузки едва хватает сил задуматься о том, сколько же труда надо было положить, чтобы вытянуть эту извилистую каменную ленту. Останавливаешься на секунду, чтобы вытереть пот, и возвращаешься к своим, — пусть гораздо меньшим, но своим, — трудам. Валера пытается гнаться за отцом Кириллом и своим примером даже подгонять его. Не хватает времени и сил оглянуться на тонущее в солнечных лучах Эгейское море. Эгейское море! Когда увидишь его еще раз? В Москве нет Эгейского моря.

Отец Кирилл в юности был неплохим спортсменом, и силы его не сравнить с нашими. Только то, что это его второй подъем подряд, спасает нас от позора. Но вот Дима, как и следовало ожидать, роняет гигантский арбуз, данный нам в Пантелеимоне. Он выскальзывает у него из рук, и мы получаем законное право на отдых. Восстанавливая силы арбузом, украдкой смотрю на своих спутников. По всем видно, что московский темп, рассчитанный на лестницу семнадцатиэтажного дома, слишком высок для афонской лестницы. К тому же солнце — хотя уже и не полуденное, но все-таки весьма жаркое — не дает нам остыть и, кажется, обжигает наши спины своими жалящими лучами.

Вот наконец и дверь скита святой Анны. Вот он — скит, так живо описанный в книге архимандрита Херувима, место подвигов многих досточтимых старцев. Собственно, здесь лишь храм и архондарик [2] Архондарик на Афоне — специальное помещение для приема паломников. — Здесь и далее прим. ред. , а сам скит, рассыпавшись на десятки мелких осколочков, которые как бы зацепились за скалы и ущелья, спрятался от глаз среди каменистых просторов подножия Афонской Горы. Интересно, сколько времени нужно провести на Афоне, сколько раз нужно приехать сюда, чтобы — нет, не постичь духовную высоту Святой Горы, на это и не дерзаем, но хотя бы узнать историю здешних мест, узнать о великих афонских подвижниках и подвигах, ими понесенных? С какой любовью описывает этот скит и старцев его времени архимандрит Херувим в книге «Из удела Божией Матери». «Отцы, с которыми я удостоился познакомиться, погребли все свои знания, аристократическое, царское происхождение, должности, почести, звания — общественные и военные — как излишние и бесполезные в скалах пустыни, в строгом скитском подчинении, в незаметности киновии [3] Киновия — общежительный монастырь. и приобрели небесное Сокровище». «Отцы мои многовожделенные! В ваших оневеществившихся образах я увидел, рядом с вами вкусил, "яко благ Господь", ибо вы являетесь живыми сосудами Святого Духа, "благоухающими цветами Рая", будучи непрестанно в борьбе и терпеливом ожидании вожделенной минуты вашего взятия из преходящей суеты, когда вы будете пересажены из удела Богородицы в Удел Царства Небесного». Но во время нашего путешествия мы еще не знаем об этом ските ничего, ибо книга отца Херувима выйдет позже.

Нас встречают два монаха и два мирянина. Дается традиционное афонское угощение: рюмка ракийки (анисовой водки), кусок лукума и стакан воды. Объяснения такому набору среди паломников ходят разные. Зачем нужен стакан воды, объяснять никому не нужно. Да и почему лукум, тоже, в общем, понятно. А водка может вызвать скепсис и удивление среди «монашествующих» мирян: монахи и водка! Наверное, объяснение этому каждый дает какое ему нравится. Некоторые считают, что, придя с жары в прохладное место, человек неминуемо должен простудиться, и для разогрева дается водка. Но мне кажется верным другое объяснение: передвижение по Афону, как правило, связано с большими физическими затратами, усугубляющимися сильной жарой, а как известно, спиртные напитки хорошо восстанавливают силы и снимают усталость. Это действие ракийки мы тут же испытываем на себе. На наши вопросы о мулах и возможности ночлега мы получаем отрицательные ответы. Просим дать приложиться к мощам святой Анны, матери Пресвятой Богородицы. Нас ведут в храм, и я впервые вижу, как благоговейно относятся на Афоне к мощам. Выносить их может только иеромонах или в крайнем случае диакон. Отец надевает епитрахиль, входит в алтарь, отверзает царские врата и выносит мощи. Мы все прикладываемся. Но нужно продолжать путь. Кого-то осеняет не очень удачная мысль: у креста свернуть в сторону и зайти в Кераси за мулами. Крест стоит на развилке дорог: одна ведет к Керасям и дальше к румынскому скиту Продром, к Лавре, другая — к святой Анне, третья — на Гору, четвертая — к скиту святого Василия. Рядом с крестом — кран с водой: немаловажная деталь, хорошо понятная афонскому путнику. В Керасях в одной келье мы находим единственного послушника, старец которого ушел и не велел никого принимать. В другой — по закону афонского гостеприимства нам выносят помидоры, хлеб, воду. Мы все это быстро съедаем. Валера подталкивает о. Кирилла спросить еще хлеба «про запас». После этого вопроса послушник исчезает и приводит какого-то компетентного монаха, который скромно поясняет, что мы съели весь запас хлеба. «Наверное, они никогда не видели таких прожорливых паломников», — задумчиво произносит о. Кирилл, и мы, посрамленные, удаляемся. О мулах, разумеется, и речи нет — это была нелепая фантазия. Только покидая Кераси, я вспоминаю, что это место подвигов знаменитого старца Хаджи-Георгия, поражавшего своей строгой аскетической жизнью даже известных подвижников. Тот пост, который он накладывал на себя и своих учеников, был настолько суров, что многие считали его прельщенным. Этот великий старец строго следил за соблюдением у себя в келии «устава совершенного постничества», открытого в таинственном видении старцу Неофиту, послушником которого был о. Георгий в начале своего монашеского пути. По этому уставу никогда и ни по каким причинам не дозволялось употребление сыра, яиц, молока, рыбы, масла, вина. О. Георгий, будучи еще юношей, поразил своим постом самого султана. В то время пищей Гавриила (таково было его мирское имя) была горсть ячменной крупы, сваренной в воде. Кроме того, ежедневно он полагал по 500 поклонов. «Кто научил такого молодого человека так поститься и молиться?» — удивлялся султан. Ну а мы, конечно, хорошо знаем, кто научил его так поститься и молиться… История с хлебом — это как будто укор самого старца, посланный нам напомнить о духовной жизни. Учиться посту надо всем: будь ты монах или мирянин.