Встречается и обратное явление, представляющее собой hendiadys, т. е. фигуру, при которой одно понятие обозначается двумя словами, соединенными союзами: «сердца его наблюдатель истинный» (Прем. 1:6) — «мы читаем о Боге как об исследователе и наблюдателе (scrutatorem et dispectorem) сердца» (De an., 15,4). Неоднократно Тертуллиан использует однокоренные слова в тех фразах, в которых в греческом тексте стояли слова с разными корнями.
Библия |
«О душе» |
«Если кто к епископству стремится (ορέγεται), доброго дела желает (επιθυμεί)» (/ Тим. 3:1). |
«Если кто епископства желает (concupiscit), хорошего дела желает (concupiscit)» (16,6). |
«<...> что мы услышали, что увидели (έωράκαμεν) глазами нашими, что рассматривали (έθεασάμεθα), и <���что> руки наши осязали о Слове жизни» (/ Ин. 1:1). |
«что мы увидели (uidimus), <...> что услышали, глазами нашими увидели (uidimus), и руки наши <���это> осязали о Слове жизни» (17: 14). |
«<...> и вдунул (ένεφύσησεν) в лице его дыхание (πνοήν) жизни» ( Быт. 2:7). |
«и образовал Бог человека и вдохнул (flauit) в него дыхание (flatum) жизни» (26, 5). |
В отдельных случаях Тертуллиан заменял глаголы с абстрактным значением глаголами с более конкретным значением.
Библия |
«О душе» |
«И если хотите принять (δέξασθαι) <...>»(Мф. И: 14). |
«И если хотите слышать (audire), это — Илия, который должен прийти» (35,5). |
«Иначе дети ваши нечистые есть (έσπν)» (1 К ор. 7:14) |
«Иначе <...> нечистыми рождались бы (nascerentur)» (39,4) |
Среди приведенных отступлений Тертуллиана от библейского текста некоторые можно объяснить не столько произволом памяти этого автора, сколько его желанием подчинить все, с чем он работает, своему творческому замыслу. Так, в De ап. (15, 4) он, в отличие от евангелиста Матфея, акцентирует внимание не на том, что книжники мыслили дурное, а на том, что они делали это в своих сердцах (15-я глава посвящена доказательству того, что у души есть ведущее начало, пребывающее в сердце). В De ап. (17, 14) Тертуллиан, сказав сначала о зрении, слухе, вкусе, осязании и имея в виду этот порядок при перечислении чувств, переставил слова в пассаже из Послания Иоанна. В 26-й главе автор трактата, пытаясь доказать, что душа есть у младенцев, еще находящихся в материнском чреве, ставит более важное для него в данном контексте слово раньше менее важного: не «образовал во чреве», а «во чреве образовал». В 16, 6 предложение с фразой из 1 Т им. 3: 1 имеет следующий вид: «И апостол говорит о желании: Если кто епископства желает, хорошего дела желает (dat et apostolus nobis concupiscentiam: si quis episcopatum concupiscit, bonum opus concupiscit). Слово concupiscentia в авторской речи предопределяет появление однокоренного глагола в цитате. В 39-й главе Тертуллиан пишет о суевериях, связанных с родами. Поэтому, вероятно, он и заменяет слово «есть» оригинала словом «рождаются».
Итак, Тертуллиан, использовавший Септуагинту (или ее латинский перевод), допускал, подобно многим другим христианским писателям, отклонения от оригинального текста. В большинстве случаев причина этого — цитирование по памяти. Иногда изменение текста происходит в соответствии с волей автора трактата. Известно критическое отношение Тертуллиана к используемому им латинскому переводу Библии в тех случаях, когда этот перевод затруднял его полемику с оппонентами. [43]Библейские тексты были для автора трактата не «сакральными», не подлежащими какому бы то ни было изменению формулами, а инструментом, при помощи которого можно сокрушить противников. Любопытно, что из двух латинских эквивалентов греческого слова «Библия» — instrumentum и testamentum (терминов, использовавшихся в римском праве, из которых первый означал письменный контракт, а второй — завещание) — Тертуллиан предпочитал instrumentum. [44]Его творческое отношение к священным текстам вполне соответствует его «монтанистскому» убеждению, что Откровение не закончилось и после апостола Иоанна (De ап., 9,3). Главное для Тертуллиана — вера, а не начитанность в Писании (см.: Tert. De praescr., 14,3).
В качестве примера сочинения из практико-аскетической тематической группы возьмем работу «О венке»,в которой автор доказывает недопустимость для христиан как принимать наградные венки на военной службе, так и вообще служить в армии. Именно в этом произведении, как было сказано выше, Тертуллиан подробно описывает обряд посвящения в третью степень мистерий Митры. Ставя в пример не решающимся отказаться от наградного венка воинам-христианам «воина Митры», он говорит: «При посвящении в пещере, истинном лагере тьмы, его (приверженца Митры. — А. Б) убеждают убрать рукой возложенный на голову венок, который до этого был ему предложен на мече, словно в подражанье мученичеству, и со словами, что его венок — это Митра, на плечо, пожалуй, перенести <���бога>; и его сразу начинают считать воином Митры, если он сбросит венок, если скажет, что тот заключается для него в его боге (coronam interposito gladio sibi oblatam, quasi mimum martyrii, dehinc capiti suo accommodatam monetur obvia manu a capite pellere et in humerum, si forte, transferre dicens Mithran esse coronam suam, statimque creditur Mithrae miles, si deiecerit coronam, si earn in deo suo esse dixerit)» {Tert. De cor., 15,3). Такое чтение рукописей, предложенное Е. Кройманном на основании слов si earn in deo suo esse dixerit конъектура dei («бога»), а также комментарий в двуязычном издании Fabio Ruggiero (Mailand, 1992) не удовлетворили Эккехарда Вебера. Немецкий ученый предложил в этом не вполне понятном месте заменить слово humerum «плечо» словом humum «земля». [45]Таким образом, согласно ему, человек, посвящающийся в таинства Митры, должен был сбросить предложенный ему венок на землю.
Читать дальше